Книги автора: Андрей Иванович Макаров

Это лекция о кинике Диогене, который прославился тем, что так умело жил в бедности, что ему многие завидовали, включая Александра Македонского. Кто такое киники? Мудрецы или позеры? И правда ли, что у древних философов мы можем найти ответы на вопросы, которые задаем себе каждый день? Об этом расскажет доктор философских наук, профессор Андрей Макаров. На лекции настоящего живого философа узнаем: – зачем, как считали киники, человеку жить «подобно собаке»? – чему нас учит жизнь и высказывания Диогена? – что общего у античного кинизма и современного цинизма? – какие философские параллели кинизму можно найти в сегодняшнем дне? «Это он, Диоген, искал днем с фонарем человека среди толпы. Это он предложил новую модель счастья, альтернативную ресурсному взгляду на мир. В чем была его идея? Как она связана с современностью? Об этом на лекции», – говорит Андрей Макаров. Андрей Макаров – доктор философских наук, профессор, председатель регионального отделения Российского общества интеллектуальной истории.

Вербальные вампиры делают так, что собеседник лишается смыслов, то есть триггеров для мотива действия. Ложная стратегия защиты от вампиризма – это замкнутость, уход от любого общения. Страх, связанный с полученными травмами, лучше всего показывает слабые места. Как правило, вербальный вампир не может до конца идентифицировать как он действует. Это не зло в его циничном виде. Если акт вампиризма направлен на близкого человека, то психика защищается от осознания.

Идея – это не выдумка, не фантазия. Это нечто, что находится вне человека в самой действительности. Поэтому основная проблема – достать из реальности то, что она из себя представляет. Когда мы говорим “мне в голову пришла идея”, мы тем самым констатируем метафизическую истину объективного идеализма: идея – не продукт только мозговой деятельности, но некое подсоединение к внешнему миру.

Серьезное оружие для идентификации манипуляции и защиты от неё – это анализ. Такой научный, философский подход к вопросу строится на принципе Декарта: «Дели объект на столько частей, на сколько это возможно». И только тогда, когда мы видим элементарные единицы и соединения между ними – только тогда мы понимаем, как работает эта машина. Разделить приёмы манипуляции, раздробить их на составляющие – значит уметь их выявлять и защищать себя от скрытого, вредоносного речевого воздействия.

Реалист – это тот, кто находится в своём времени даже тогда, когда он пишет исторический сюжет или футуристическую картину будущего. Реалист – не перфекционист, но это не значит, что реалист не может быть идеалистом. Реалист-интеллектуал видит идеал, и он видит несоответствие идеала и этого времени. Но он принимает саму идею о том, что идеал не совпадает с сущим – и не должен совпадать. Ситуацию, когда люди начинают мыслить, нужно изобразить так, чтобы современники это поняли. Современники это поймут только когда ты перестанешь говорить о больших обществах, обо всем человечестве.

Формы живут по какому-то закону самозарождения, который нам неясен, и в общем-то Дали не собирается его выяснять: композиция перетекает из одного в другое. Задача Сальвадора Дали и сюрреалистов – показать то, что раньше не было показано, но не противоречить здравому смыслу.

Я уверен, что архитектурное проектирование – это род философии. Это текст. Недвусмысленно нам архитектор что-то говорит. Заха Хадид вышла из тупиков модерна и постмодерна и наметила новый путь. Это путь лэнд-архитектуры. Архитектуры, которая стелится по земле. У Захи Хадид нет центра. Здание течет прямо сейчас. Это форма, которая складывается из элементов. При этом здесь есть драма, контраст этих элементов. Есть рациональные формы и иррациональные, текучие формы воды. Нужно составить некое целое, как это делает природа, или как это делает человек на природе. Человек и природа не очень монтируются друг с другом, и нужна какая-то идея, чтобы это гармонично смонтировать. Идею можно заимствовать, как многие это делают: обращаются к философии, узнают как утроен человек с точки зрения некоего гуру, и дальше под это дело себя и других подстраивают. Но вот интересная идея: вам не дают никакой инструкции. Вам дают какие-то формы, и есть задание гармонизировать, сложить целое. Но как понять из этих форм, целое это или не целое? Здесь не будет сигнала, это нужно почувствовать.

Счастье устанавливается исключительно снаружи. Люди с разработанным, «богатым внутренним миром» сильно рискуют счастьем.

Концепцию Иллича нельзя назвать антипедагогикой, потому что это вообще не педагогика. Он отрицает саму концепцию ведения ребёнка как ученика. Школы приучают путать процесс и сущность – вот программное заявление Иллича. Для Ивана Иллича школа – это социальная техника модерна наряду с больницами и тюрьмами, порожденная технологией паноптизма, то есть тотального присутствия и контроля. Школа держит человека в стороне от жизни, пока не удостоверится, что он впишется в какое-нибудь учреждение. Вот, что пишет Иллич: «школа стала мировой религией модернизированного пролетариата и раздаёт пустые обещания спасения бедникам техногенной эры». Школа создаёт мифы, а высшее образование ещё больше погружено в них.

Существует стереотип, что духовность – это исключительно хорошо. Но этот стереотип – миф, а духовность – не панацея: дух со знаком "+" и со знаком "-" необходимо различать.

Анализ языка традиций, парадигма «пре-модерна» и «модерна» в его религиозном аспекте, три взаимосвязанных феномена: имени, ритуала, личности, как центрального для европейского самосознания, два языка описания реальности: неомифологический язык (язык метафор), язык социологических и психологических понятий. Цель современного гуманитарного образования – это терапия мышления. Парадигмальный конфликт происходит на уровне слов и уровне вещей. Феномен личности, как вещь, на языке пре-модерна называется душой.