Победа в лабораторных условиях

Победа в лабораторных условиях
Е. Гитман

Эпоха промышленной революции. Генрих Мортон – бедняк из фабричного квартала, талантливый изобретатель. Марика Дойл – дочь высшего сановника страны, одна из самых одарённых ведьм своего времени. Они живут в совершенно разных мирах. Случайная встреча сплетает их судьбы. Взрослея, Марика увлекается политикой, Генрих – наукой. Но они оба не представляют, что в их руках очень скоро окажется будущее не только страны, но и всего мира. Третий и заключительный роман «Стенийских хроник». Действие происходит в мире, очень похожем на наш, с одним маленьким отличием – однажды маги забрали себе всю власть по праву силы.

Е. Гитман

Победа в лабораторных условиях

Часть первая

Глава первая, в которой Генрих находит неприятности и видит чудо

Работа на фабрике заканчивалась с первым вечерним ударом колокола. Нужна была определённая сноровка, чтобы точно в это время сложить инструменты, снять фартук и выскочить за двери до того, как перед ними соберётся длинная очередь.

Генрих был, во-первых, шустрым, а во-вторых, опытным – он успел вылететь на улицу до того, как образовался затор, глотнул воздуха и закашлялся.

В Нижнем Шеане вторую неделю стояла удушающая жара. Город насквозь провонял тухлой рыбой. Про себя Генрих думал, что от этого запаха уже не избавиться – как ни мойся, всё равно останется. А пыль въелась в волосы, кожу и одежду – тоже, кажется, навсегда.

Мимо по широкой улице прошёл Жёлтый патруль. Генрих проводил отряд взглядом – под светящимся магическим куполом наверняка было прохладно и свежо. Белые костюмы и жёлтые солнечные плащи патрульных ничуть не испачкались.

Отвернувшись, Генрих сплюнул на брусчатку, растёр ботинком плевок и протянул: «Подумаешь!»

Не станет он им завидовать, вот ещё. И нарочно свернул в проулок вместо того, чтобы короткой дорогой пойти по улице следом за патрулём.

Из-за жары город казался опустевшим. Все, кто уже закончил работать, попрятались по домам, половина лавок из-за опущенных ставней казались закрытыми, хотя двери то и дело отворялись. Проходя мимо булочной, Генрих принялся свистеть себе под нос матерную песенку, которую сегодня подслушал у красильщиков в цеху – это отвлекало от мысли о том, каково сейчас было бы съесть кусок свежего хлеба. Или не очень свежего. Даже сухарь, пожалуй, был бы неплох.

Генрих сегодня остался без обеда – на последнем уроке он увлёкся решением задач с новой формулой и совершенно забыл о времени, так что ему не досталось даже сомнительного фабричного супа. Вместо него – затрещина от мастера за опоздание. А от завтрака остались только воспоминания.

В карманах было полно всякой всячины, но только не денег – не то чтобы он надеялся их там отыскать. Зато там валялись моток проволоки, отвёртка, складной нож, пара почти разрядившихся кристаллов и прочая мелочёвка. Потерев пальцем бок кристалла, Генрих принялся оглядываться по сторонам. Он не сомневался, что ему что-нибудь подвернётся. Он рассматривал старые серые дома, и тут ему на глаза попалось открытое окно.

Он подошёл ближе и осторожно заглянул.

В мясной лавке сломался ветряк, и толстяк-хозяин изнывал от жары. Он обмахивался грязным серым фартуком, но, похоже, помогало это мало. Стараясь не попасться на глаза, Генрих присмотрелся к ветряку – он слабо подёргивал серо-коричневыми от пыли лопастями, но не двигался и не давал никакой прохлады. С ветряками за это лето Генрих имел дело неоднократно, но вот так с ходу определить, что случилось с этим старичком, конечно, не мог. Хорошо, если просто перегорел кристалл или стёрлись шестерёнки. А если что-то треснуло в моторе?

Мясо на магическом леднике выглядело ещё привлекательнее, чем булки. Сразу представилось, как мама обрадуется, если он принесёт домой цыплёнка или несколько бычьих хвостов.

Мясник перестал обмахиваться фартуком и им же вытер пот со лба и из-под длинных мокрых усов. Покряхтел.

Генрих прикусил губу – и решился. Пригладив волосы, он открыл дверь в лавку и вошёл. Мясник дёрнулся было, заулыбался – и тут же скис, увидев его.

– Нету для тебя ничего, – рявкнул он, – пшёл вон! Близко не подходи к моей лавке, пока твоя мамка-шлюха не вернёт деньги!

По позвоночнику прошёл холодок, в желудке стало тяжело, на языке – горько. Но Генрих удержал резкий ответ и заискивающе наклонил голову:

– Не ругайтесь, сударь Рейдж. Я на следующей неделе на фабрике получу деньги, сразу вам принесу, всё до медяка. Триста кредитов.

– Триста, – проворчал мясник, – полторы тыщи не хочешь принести?

Генрих сомневался, что мясник получит и триста, – в конце концов, они с мамой не ему одному должны. Но ответил:

– Заработаю, сударь Рейдж, и верну.

– Скорее в Верхнем городе снег пойдёт, – махнул рукой мясник. – Так чего надо? В долг не проси.

– А если не в долг, а за услугу? – Генрих наклонил голову к плечу и хитро прищурился. – Как это вы без ветряка в такую погоду, сударь Рейдж? Жарко же!

Маленькие глазки мясника превратились в щёлочки.

– А тебе до этого что?

– Я вам его починю. Пока вы вызовете мастера, пока к вам кто-то придёт. Жару ещё на две недели обещают.

Вздохнув и снова помахав на лицо фартуком, мясник сел на табурет и решил:

– Валяй. Сломаешь – вызову патруль и скажу, что ты меня обокрасть хотел. Ясно? – И, смягчившись, добавил: – Вон стремянка.

Дважды повторять Генриху было не нужно. Он метнулся за лестницей, установил её посреди лавки, быстро скрутил ветряк, осыпав себя пылью, и расположился в углу. Кристалл и правда перегорел – Генрих заменил его на один из своих, хоть немного рабочих. Подтянул пружину, нашёл, где слетела шестерёнка, и быстро закрепил её на месте проволочным креплением. Смазав весь механизм маслом, он прикинул время и наморщил лоб. Вся починка заняла у него минут пять, но он знал – хозяева не любят платить, если видят, что работник не устал. Так что он то и дело вытаскивал из кармана инструменты, крутил лопасти и даже прикусил кончик языка от натуги.

– Что, трудновата работёнка вышла? – ехидно поинтересовался мясник.

– Я его одолею, сударь Рейдж, – заверил его Генрих.

Было жарко как в печке. Интересно, а мясник не пытался лежать на леднике, под энергетическим щитом? Генрих на его месте обязательно попробовал бы. Он представил, как жирный сударь Рейдж устраивает свои бока на прилавке, и с трудом сдержал смех, замаскировав его натужным мычанием.

Ещё через пятнадцать минут Генрих промямлил:

– Ну, кажется, получилось, сударь Рейдж.

И, не дожидаясь ответа, он влез на стремянку и прикрутил ветряк на место, нажал на центр, активируя кристалл, и подставил лицо прохладным потокам пыльного воздуха. Ветряк заработал.

Генрих слез, убрал лестницу, а мясник, подойдя в центр лавки, встал под ветряк и зажмурился от удовольствия.

– Работает, сударь Рейдж.

– Вижу, что работает, – неохотно согласился мясник. – Не думай, что заслужил тут деликатесов каких.

Но всё же подошёл к прилавку, осмотрел ассортимент, морща нос, и наконец выбрал говяжью кость с мясом. Сунул в бумажный свёрток и кинул Генриху.

– Хватит с тебя.

После паузы Генрих ответил:

– Спасибо, сударь Рейдж, – и вышел из лавки.

Мастеру за работу мясник заплатил бы пятьсот-семьсот кредитов, никак не меньше. На эти деньги можно купить два килограмма хорошего мяса. Но увы, Генрих не мастер и очень долго ещё им не станет.

***

Генрих Мортон жил с матерью в трущобах Нижнего Шеана, там же, где и вся прочая беднота столицы. Это был худой, невысокий для своих десяти лет красивый мальчик. Тёмные, почти чёрные волосы у него были подстрижены так, что закрывали уши, но лежали аккуратно – не лезли в лицо. Синие глаза смотрели внимательно, двигались быстро, подмечая детали. Улыбка оживляла всё его лицо – оно делалось невероятно обаятельным. Генрих отлично знал об этом и не стеснялся пользоваться, особенно когда нужно было что-то выпросить, выторговать или, не дай Всевышний, убедить патруль, что ничего не натворил. Работа на деревообрабатывающей фабрике, куда Генриха взяли год назад, испортила его руки: некогда слишком изящные для бедняка, они огрубели, покрылись цыпками, ссадинами и занозами. Те немногие соседи, кто замечал его, умилялись – какой умный и симпатичный мальчик растёт. Но, в основном, людям было плевать на него – он рос вместе с толпой неприкаянных детей, у которых родители слишком заняты, чтобы уделять им время.

Среди одноклассников Генриха были те, кто уже состоял в мелких бандах, кто пристрастился к курению, кто воровал. Были и другие – они играли в великих магов, мечтали пробиться в Верхний город и часами сидели над обрывками бумаги, рисуя идеальные цветы и надеясь, что вот-вот сумеют ощутить в себе силу и эти цветы оживить. Что до Генриха, то его не интересовало курево, воровство и золотые горы, которые обещали в бандах. Не привлекала его и глупая детская мечта стать магом – он точно знал, что всё равно не выйдет, с этим надо родиться. Зато Генрих мечтал стать изобретателем. И на его вкус, это было куда лучше.

Он обожал представлять, как вырастет, станет богатым и знаменитым и как въедет в Шеан на самоходном экипаже собственной конструкции. И будет жить в доме на центральной улице. И на столе у него будет стоять прибор из красного дерева с зелёной бархатной отделкой и со стеклянной чернильницей – как у директора школы. Или ещё лучше.

Эта фантазия достаточно захватила Генриха, чтобы он не заметил, как добрался до дома. На узкой лестнице, ведущей на чердак, он остановился, отмахнулся от радужных видений счастливого будущего и прислушался. Вроде бы было тихо.

Сделав ещё несколько шагов, он вышел в узкий деревянный коридор, где с трудом могли бы разойтись два человека, прошёл мимо квартиры сударыни Зави, чернокожей ворчливой старухи, мимо квартиры семейства Ливов, которые постоянно колотили друг друга, и, наконец, остановился возле собственной двери и прижался к ней ухом. Но нет, кажется, посторонних там не было – он осторожно толкнул дверь.

– Генрих, дорогой! – тут же воскликнула мама, откладывая шитьё и поднимаясь навстречу. – Ты поздно!

Быстро поцеловав маму в щёку, Генрих сунул ей в руки бумажный, слегка подтекающий куль, пояснив:

– На ужин нам, – и юркнул за ширму, мыться. С водой было туго, но всё же он сумел отмыть от пыли лицо, обмыть подмышки и ноги и почистить ногти.

Вообще-то, в доме был водопровод. Но он сломался полгода назад, и никто не рвался заняться починкой. Генрих на крыше установил резервуар для воды – когда шли дожди, он наполнялся до краёв. От резервуара в дом он протянул металлическую коленчатую трубку, в каждое колено которой заложил фильтр – уголь и песок. На конце трубки, над ведром, располагался кран. Сейчас из-за жары вода собиралась только с выпадением росы, и её едва-едва хватало. Генрих всю голову уже сломал, как создавать росу самостоятельно, но пока ничего не придумал и в школьной библиотеке не нашёл.

Квартира, где жили Генрих с матерью, была небольшой. На пространстве размером с половину деревенского домика, разделённом несколькими ширмами, помещались две кровати, одна большая и с красным шёлковым покрывалом, а другая узкая, но с тёплым одеялом, маленький столик, служивший и обеденным, и рабочим, закуток с водопроводными кранами и тазом для мытья и газовый очаг.

Переодевшись в чистую рубаху, Генрих вышел из-за ширмы и пристроился в углу стола. Мама уже суетилась возле очага. Прикинув, сколько ждать обед, Генрих заглянул в корзину на окне и достал сухарик, сунул в рот и сел за домашнее задание. Он предпочёл бы, чтобы им задавали решать математические задачи, но увы – ему предстояло учить главу «Слова Всевышнего».