Войти
Текст
отзывы: 0 | рейтинг: 0
Огненная кровь. Том 2
Ляна Зелинская
Мир Коринтии: Чёрная королева #3
Хорошо родиться умной и красивой, получить в наследство гордость и свободолюбивый нрав, выйти замуж за наследника богатого поместья…
И плохо потом потерять отца, мужа и семейное состояние. Оказаться на грани разорения и костью в горле тёти-опекуна. А ещё хуже, что выход для тебя только один – брак с человеком, который глубоко противен.
Остается лишь надеяться на чудо: загадать желание, написать на листке бумаги, сжечь и доверить ветру…
И… не верить в то, что ветер тебя услышит.
Но однажды, на пороге появится глава одного из самых влиятельных домов Побережья и попросит твоей руки для своего сына. А сын, красив, галантен и умен… И так хочется верить, в то, что он пленен твоей красотой, умом, и свободолюбивым нравом, и что это не история про мышеловку и сыр…
Но это… та самая история.
Ляна Зелинская
Огненная кровь. Том 2
Ляна Зелинская
* * *
Часть 3. Время решений
Глава 17. Странные союзники
«…а потом он вернулся, Учитель, и я думал было, что пора мне снова прятаться. И скажу я вам, лицо у него было такое – краше в гроб кладут. И ежели бы мне надо было ставить ему диагноз, то я бы сказал Delirium furens[1 - лат. – «буйное помешательство».](это я по настоянию Альберта учу теперь лекарский язык и выучил уже пять страниц).
Так вот, он ходил из угла в угол, будто и вовсе не в себе, я уж молчал и всё ждал, когда же рванёт. Но не рвануло. Он притащил несколько книг, читал их весь день, как одержимый, и восклицал: «Ну, конечно!» и «Я идиот!», не ел и даже не пил вина (что странно!).
А после лежал долго в горячей ванне с задумчивым видом (читайте – в кипятке, потому что моются они тут такой горячей водой, что с меня едва кожа не слезла вместе с волосами!) и сказал, чтобы я приготовил лучший его наряд для бала, только вид у него был такой, будто он собирался не на бал вовсе, а разом на драку, похороны и эшафот. Я уже молился всем Богам и решил, что, была не была, пойду с ним, тем более что встретил я тут чудесную девушку, Учитель. Зовут её Армана, и я позвал её на свидание. Так что будем мы с ней следить за нашими хозяевами, как бы чего не вышло. Она, кстати, и есть служанка той самой Иррис, о которой я писал выше.
Отпишусь вам вскоре, потому как, чую я, неприятности близко. И гора эта страшная плюётся дымом второй день, а сегодня поутру и вовсе взбесилась. Думал я, рухнет на нас потолок, так всё трясло. И как только они все не боятся? А ведь не то, что не боятся – сегодня вечером по всему городу праздник в честь этого, вот и подумай, что у них тут за нравы?
Всех вам благ и долголетия, Ваш верный Цинта».
– Цинта? Ты сегодня подозрительно молчалив, и, судя по пяти листам твоего письма, я, похоже, натворил что-то ужасное? – спросил Альберт с усмешкой, разглядывая в зеркало воротник рубашки.
– Ставлю свои башмаки на то, что это так и есть, – хмуро ответил Цинта.
– И почему же ты так думаешь? Чутьё?
– А хоть бы и чутьё. Ты уж, ясное дело, так прихорашиваешься не для того, чтобы воздать почести чьей-то помолвке. Я ни разу не видел, чтобы ты столько времени перед зеркалом проводил.
Альберт провёл рукой по волосам и произнёс с какой-то безысходностью в голосе:
– Она снова меня отвергла.
– Да я уж не дурак, догадался. Только чего ты ожидал, мой князь? Что она упадёт тебе в объятья? С чего бы? У неё вообще-то жених есть – будущий верховный джарт и красавец к тому же, и она помолвлена, – Цинта подал ему фрак, – тебе надо её забыть, мой князь, мало ли на свете женщин!
– Забыть? – воскликнул Альберт. – Как ты себе это представляешь? Это невозможно, даже если бы я захотел, потому что она здесь, каждый день у меня перед глазами! Но дело даже не в этом…
– А в чём?
– В том, что я не хочу её забывать, – он прислонился к шкафу, – можешь ли ты поверить, что боль может быть приятной?
– Приятной? Боль? – Цинта недоумённо посмотрел на хозяина. – Как это вообще понимать?
– Я и сам не знал такого раньше. Но как бы больно ни было всё, что связано с Иррис… мне с каждым разом хочется этого всё больше, – задумчиво произнёс Альберт.
– Similia similibus curantur[2 - лат. – подобное излечивается подобным.], – произнёс Цинта с выражением и поднял вверх палец, – тебе нужно найти себе другую женщину, мой князь.
– Пфф! Смотрю, ты преуспел в языке, – усмехнулся Альберт, а потом добавил серьёзно, – я никогда не испытывал ничего подобного, Цинта. Чего-то настолько волнующего, безумного и восхитительного. И уж, поверь, я не собираюсь просто так расставаться с этими чувствами. Мне не нужна другая женщина. Никакая другая женщина не излечит меня. А что ещё хуже, я не хочу излечиться от этого.
– Чего же тогда ты хочешь?
– Хочу, чтобы она стала моей. И я готов терпеть эту боль, потому что, чем сильнее боль, тем сильнее потом будет наслаждение. Amabilis insania[3 - лат. – «приятное безумие».].
– Охохошечки! А ты и правда, совсем спятил! Ну, получишь ты её, а что дальше?
– Дальше? – Альберт надел фрак. – Если честно, то я пока не думал об этом.
– Вот видишь! Ты совсем, как безумец, который нашёл в лесу волшебный цветок и, поддавшись порыву, выкопал и принёс в кармане! А цветок возьми и завянь! Цветку, знаешь ли, нужен сад, клумба и уход. И заботливый садовник. У тебя разве это есть? Подумай, с чего бы ей бросать ради тебя своего жениха? Он, красив, знатен, он будущий верховный джарт и у него есть дворец, полный слуг! А что есть у тебя? Ненависть и шлейф врагов? Ты же готов погибнуть в битве за место верховного джарта, и что ей делать потом? Куда податься? Помнишь, я просил тебя не обижать эту девочку? И что ты мне сказал? «Можно подумать, что я только тем и занимаюсь, что обижаю девочек», – Цинта передразнил Альберта и добавил серьёзно, – отступись, мой князь. Не погуби волшебный цветок.
Альберт посмотрел на Цинту как-то странно, а потом расплылся в довольной улыбке и, схватив его за плечи, тряхнул несколько раз:
– Дуарх бы тебя побрал, таврачий сын, а ведь ты прав! Прав! Разрази меня гром!
Цинта смотрел на него непонимающе и осторожно спросил:
– В кои-то веки я прав! И в чём же?
– В том, что моему цветку нужно где-то расти.
– Охохошечки! Да я совсем не это имел в виду, – пробормотал Цинта.
– Нет, ты абсолютно прав, и я, пожалуй, приму все предложения от моей родни – от Гасьярда, от Эверинн и Себастьяна. Я стану богат. Куплю дом, заведу детишек, что ты ещё мне там советовал? И провалиться мне в пекло, но я готов обменять Иррис на Красный трон! Я отступлюсь, пусть Себастьян становится верховным джартом, мне всё равно, если она будет моей, – глаза Альберта сверкнули странным огнём.
– Да ты в своём уме, князь? – всплеснул руками Цинта. – Ты что же, думаешь, Себастьян вот так запросто тебе её отдаст?
– Посмотрим, что перевесит в нём – желание стать верховным джартом или любовь к Иррис.
– А ты уверен, что она захочет пойти с тобой? Ты её вообще спрашивал? С чего ты так уверен-то в её чувствах? Может, она любит Себастьяна? Насколько я помню, в прошлый раз она отхлестала тебя по лицу, и вот сегодня тоже отвергла! – воскликнул Цинта в отчаянии, видя, что доводы рассудка совсем не действуют на Альберта.
Но тот только усмехнулся и произнёс задумчиво, проводя рукой по шёлковым лацканам фрака:
– Когда женщина не хочет быть с тобой, когда ты ей безразличен, поверь, это заметно. Она глуха и слепа, она не слышит подтекста в твоих словах, она не замечает нежности в твоём голосе, не смущается, не трепещет и не пылает, как факел от твоих взглядов, не дышит через раз, когда ты стоишь с ней рядом. И у неё на шее не бьётся пульс так, что даже на расстоянии ты ощущаешь это биение. Она не станет оставаться с тобой наедине, имея возможность тысячу раз уйти, – Альберт похлопал Цинту по плечу и добавил, – я не безразличен ей, Цинта. Я это знаю. Я видел это сегодня в её глазах. Просто она слишком правильная, чтобы без колебаний упасть в мои объятья и отказаться от Себастьяна. И поэтому мне придётся идти длинным путём и сделать так, чтобы Себастьян сам отказался от неё.
– А как же Красный трон? – спросил с прищуром Цинта, предприняв последнюю попытку образумить Альберта. – Давеча ты ехал сюда с одним желанием – перебить родню и стать верховным джартом. С чего вдруг такая перемена в желаниях, мой князь?
– С того, что только дураки и ослы неизменны в своих желаниях.
* * *
«Дальше не станет легче».
Армана шнуровала её бальное платье, а Иррис думала. Нет, легче и правда, не становилось, становилось с каждым мгновеньем всё тяжелее. Когда утром она спешно вернулась из библиотеки, весь дворец уже гудел, как улей. Все высыпали к окнам, рассматривая белый столб дыма, что поднимался над вершиной, перешёптывались радостно, но в чём была эта радость, для Иррис так и осталось загадкой.
Завтрак накрыли на небольшой террасе с видом на море и гору, и в этот раз к ним с Себастьяном присоединился Гасьярд. Его появление Иррис показалось довольно странным. Он был гладко выбрит, тщательно причёсан и одет с иголочки, поклонился церемонно и поцеловал руку, но ей показалось, что поцелуй этот был слишком долгим, и её руку Гасьярд выпустил как-то неохотно. А затем он расположился прямо напротив, и его немигающий внимательный взгляд заставил сердце Иррис сжаться в недобром предчувствии.
Зачем он здесь? К чему все эти церемонии? Почему он так на неё смотрит?
Себастьян сегодня был приветлив и мил, сел рядом и спрашивал её о, казалось бы, обычных вещах – как ей спалось, как ей нравится погода и готова ли она к сегодняшнему балу, но под цепким взглядом Гасьярда, казалось, что все эти вопросы с подвохом.
Слуги разливали ароматный чай, свежие булочки пахли корицей и апельсиновый джем лежал на них янтарными каплями, но у Иррис совсем пропал аппетит.
– Как ты провела сегодняшнее утро? – спросил внезапно Гасьярд, глядя на неё поверх чашки из тончайшего фарфора. – Охрана говорит, ты встала с рассветом…
Ляна Зелинская
Мир Коринтии: Чёрная королева #3
Хорошо родиться умной и красивой, получить в наследство гордость и свободолюбивый нрав, выйти замуж за наследника богатого поместья…
И плохо потом потерять отца, мужа и семейное состояние. Оказаться на грани разорения и костью в горле тёти-опекуна. А ещё хуже, что выход для тебя только один – брак с человеком, который глубоко противен.
Остается лишь надеяться на чудо: загадать желание, написать на листке бумаги, сжечь и доверить ветру…
И… не верить в то, что ветер тебя услышит.
Но однажды, на пороге появится глава одного из самых влиятельных домов Побережья и попросит твоей руки для своего сына. А сын, красив, галантен и умен… И так хочется верить, в то, что он пленен твоей красотой, умом, и свободолюбивым нравом, и что это не история про мышеловку и сыр…
Но это… та самая история.
Ляна Зелинская
Огненная кровь. Том 2
Ляна Зелинская
* * *
Часть 3. Время решений
Глава 17. Странные союзники
«…а потом он вернулся, Учитель, и я думал было, что пора мне снова прятаться. И скажу я вам, лицо у него было такое – краше в гроб кладут. И ежели бы мне надо было ставить ему диагноз, то я бы сказал Delirium furens[1 - лат. – «буйное помешательство».](это я по настоянию Альберта учу теперь лекарский язык и выучил уже пять страниц).
Так вот, он ходил из угла в угол, будто и вовсе не в себе, я уж молчал и всё ждал, когда же рванёт. Но не рвануло. Он притащил несколько книг, читал их весь день, как одержимый, и восклицал: «Ну, конечно!» и «Я идиот!», не ел и даже не пил вина (что странно!).
А после лежал долго в горячей ванне с задумчивым видом (читайте – в кипятке, потому что моются они тут такой горячей водой, что с меня едва кожа не слезла вместе с волосами!) и сказал, чтобы я приготовил лучший его наряд для бала, только вид у него был такой, будто он собирался не на бал вовсе, а разом на драку, похороны и эшафот. Я уже молился всем Богам и решил, что, была не была, пойду с ним, тем более что встретил я тут чудесную девушку, Учитель. Зовут её Армана, и я позвал её на свидание. Так что будем мы с ней следить за нашими хозяевами, как бы чего не вышло. Она, кстати, и есть служанка той самой Иррис, о которой я писал выше.
Отпишусь вам вскоре, потому как, чую я, неприятности близко. И гора эта страшная плюётся дымом второй день, а сегодня поутру и вовсе взбесилась. Думал я, рухнет на нас потолок, так всё трясло. И как только они все не боятся? А ведь не то, что не боятся – сегодня вечером по всему городу праздник в честь этого, вот и подумай, что у них тут за нравы?
Всех вам благ и долголетия, Ваш верный Цинта».
– Цинта? Ты сегодня подозрительно молчалив, и, судя по пяти листам твоего письма, я, похоже, натворил что-то ужасное? – спросил Альберт с усмешкой, разглядывая в зеркало воротник рубашки.
– Ставлю свои башмаки на то, что это так и есть, – хмуро ответил Цинта.
– И почему же ты так думаешь? Чутьё?
– А хоть бы и чутьё. Ты уж, ясное дело, так прихорашиваешься не для того, чтобы воздать почести чьей-то помолвке. Я ни разу не видел, чтобы ты столько времени перед зеркалом проводил.
Альберт провёл рукой по волосам и произнёс с какой-то безысходностью в голосе:
– Она снова меня отвергла.
– Да я уж не дурак, догадался. Только чего ты ожидал, мой князь? Что она упадёт тебе в объятья? С чего бы? У неё вообще-то жених есть – будущий верховный джарт и красавец к тому же, и она помолвлена, – Цинта подал ему фрак, – тебе надо её забыть, мой князь, мало ли на свете женщин!
– Забыть? – воскликнул Альберт. – Как ты себе это представляешь? Это невозможно, даже если бы я захотел, потому что она здесь, каждый день у меня перед глазами! Но дело даже не в этом…
– А в чём?
– В том, что я не хочу её забывать, – он прислонился к шкафу, – можешь ли ты поверить, что боль может быть приятной?
– Приятной? Боль? – Цинта недоумённо посмотрел на хозяина. – Как это вообще понимать?
– Я и сам не знал такого раньше. Но как бы больно ни было всё, что связано с Иррис… мне с каждым разом хочется этого всё больше, – задумчиво произнёс Альберт.
– Similia similibus curantur[2 - лат. – подобное излечивается подобным.], – произнёс Цинта с выражением и поднял вверх палец, – тебе нужно найти себе другую женщину, мой князь.
– Пфф! Смотрю, ты преуспел в языке, – усмехнулся Альберт, а потом добавил серьёзно, – я никогда не испытывал ничего подобного, Цинта. Чего-то настолько волнующего, безумного и восхитительного. И уж, поверь, я не собираюсь просто так расставаться с этими чувствами. Мне не нужна другая женщина. Никакая другая женщина не излечит меня. А что ещё хуже, я не хочу излечиться от этого.
– Чего же тогда ты хочешь?
– Хочу, чтобы она стала моей. И я готов терпеть эту боль, потому что, чем сильнее боль, тем сильнее потом будет наслаждение. Amabilis insania[3 - лат. – «приятное безумие».].
– Охохошечки! А ты и правда, совсем спятил! Ну, получишь ты её, а что дальше?
– Дальше? – Альберт надел фрак. – Если честно, то я пока не думал об этом.
– Вот видишь! Ты совсем, как безумец, который нашёл в лесу волшебный цветок и, поддавшись порыву, выкопал и принёс в кармане! А цветок возьми и завянь! Цветку, знаешь ли, нужен сад, клумба и уход. И заботливый садовник. У тебя разве это есть? Подумай, с чего бы ей бросать ради тебя своего жениха? Он, красив, знатен, он будущий верховный джарт и у него есть дворец, полный слуг! А что есть у тебя? Ненависть и шлейф врагов? Ты же готов погибнуть в битве за место верховного джарта, и что ей делать потом? Куда податься? Помнишь, я просил тебя не обижать эту девочку? И что ты мне сказал? «Можно подумать, что я только тем и занимаюсь, что обижаю девочек», – Цинта передразнил Альберта и добавил серьёзно, – отступись, мой князь. Не погуби волшебный цветок.
Альберт посмотрел на Цинту как-то странно, а потом расплылся в довольной улыбке и, схватив его за плечи, тряхнул несколько раз:
– Дуарх бы тебя побрал, таврачий сын, а ведь ты прав! Прав! Разрази меня гром!
Цинта смотрел на него непонимающе и осторожно спросил:
– В кои-то веки я прав! И в чём же?
– В том, что моему цветку нужно где-то расти.
– Охохошечки! Да я совсем не это имел в виду, – пробормотал Цинта.
– Нет, ты абсолютно прав, и я, пожалуй, приму все предложения от моей родни – от Гасьярда, от Эверинн и Себастьяна. Я стану богат. Куплю дом, заведу детишек, что ты ещё мне там советовал? И провалиться мне в пекло, но я готов обменять Иррис на Красный трон! Я отступлюсь, пусть Себастьян становится верховным джартом, мне всё равно, если она будет моей, – глаза Альберта сверкнули странным огнём.
– Да ты в своём уме, князь? – всплеснул руками Цинта. – Ты что же, думаешь, Себастьян вот так запросто тебе её отдаст?
– Посмотрим, что перевесит в нём – желание стать верховным джартом или любовь к Иррис.
– А ты уверен, что она захочет пойти с тобой? Ты её вообще спрашивал? С чего ты так уверен-то в её чувствах? Может, она любит Себастьяна? Насколько я помню, в прошлый раз она отхлестала тебя по лицу, и вот сегодня тоже отвергла! – воскликнул Цинта в отчаянии, видя, что доводы рассудка совсем не действуют на Альберта.
Но тот только усмехнулся и произнёс задумчиво, проводя рукой по шёлковым лацканам фрака:
– Когда женщина не хочет быть с тобой, когда ты ей безразличен, поверь, это заметно. Она глуха и слепа, она не слышит подтекста в твоих словах, она не замечает нежности в твоём голосе, не смущается, не трепещет и не пылает, как факел от твоих взглядов, не дышит через раз, когда ты стоишь с ней рядом. И у неё на шее не бьётся пульс так, что даже на расстоянии ты ощущаешь это биение. Она не станет оставаться с тобой наедине, имея возможность тысячу раз уйти, – Альберт похлопал Цинту по плечу и добавил, – я не безразличен ей, Цинта. Я это знаю. Я видел это сегодня в её глазах. Просто она слишком правильная, чтобы без колебаний упасть в мои объятья и отказаться от Себастьяна. И поэтому мне придётся идти длинным путём и сделать так, чтобы Себастьян сам отказался от неё.
– А как же Красный трон? – спросил с прищуром Цинта, предприняв последнюю попытку образумить Альберта. – Давеча ты ехал сюда с одним желанием – перебить родню и стать верховным джартом. С чего вдруг такая перемена в желаниях, мой князь?
– С того, что только дураки и ослы неизменны в своих желаниях.
* * *
«Дальше не станет легче».
Армана шнуровала её бальное платье, а Иррис думала. Нет, легче и правда, не становилось, становилось с каждым мгновеньем всё тяжелее. Когда утром она спешно вернулась из библиотеки, весь дворец уже гудел, как улей. Все высыпали к окнам, рассматривая белый столб дыма, что поднимался над вершиной, перешёптывались радостно, но в чём была эта радость, для Иррис так и осталось загадкой.
Завтрак накрыли на небольшой террасе с видом на море и гору, и в этот раз к ним с Себастьяном присоединился Гасьярд. Его появление Иррис показалось довольно странным. Он был гладко выбрит, тщательно причёсан и одет с иголочки, поклонился церемонно и поцеловал руку, но ей показалось, что поцелуй этот был слишком долгим, и её руку Гасьярд выпустил как-то неохотно. А затем он расположился прямо напротив, и его немигающий внимательный взгляд заставил сердце Иррис сжаться в недобром предчувствии.
Зачем он здесь? К чему все эти церемонии? Почему он так на неё смотрит?
Себастьян сегодня был приветлив и мил, сел рядом и спрашивал её о, казалось бы, обычных вещах – как ей спалось, как ей нравится погода и готова ли она к сегодняшнему балу, но под цепким взглядом Гасьярда, казалось, что все эти вопросы с подвохом.
Слуги разливали ароматный чай, свежие булочки пахли корицей и апельсиновый джем лежал на них янтарными каплями, но у Иррис совсем пропал аппетит.
– Как ты провела сегодняшнее утро? – спросил внезапно Гасьярд, глядя на неё поверх чашки из тончайшего фарфора. – Охрана говорит, ты встала с рассветом…
Другие книги автора:
Популярные книги
