Войти
Текст
отзывы: 0 | рейтинг: 0
Война глазами ребенка
Евгений Фаддеевич Яськов
В книге от лица мальчика рассказано о событиях, участником которых он был в годы Великой Отечественной войны, оказавшись на оккупированной фашистами территории в Белоруссии, а также после ее освобождения. Книга может представлять интерес как для детей, так и взрослых.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Евгений Яськов
Война глазами ребенка
© Яськов Е. Ф., 2021
От автора
Уважаемый читатель! Истории, о которых в этой книге рассказано, – не о войне, но о событиях с нею связанных. Их я наблюдал или участвовал в них, когда был еще ребенком. Хотя с тех пор прошло более 70 лет, но они не выветрились из моей памяти. Может быть, поэтому я и решил рассказать об этих событиях, чтобы освободить свою память от них.
Еще одна существенная причина – почему я решил рассказать об этом, вспомнить детство – это то, что сейчас молодые люди имеют весьма смутное представление о том времени, когда их деды и прадеды в труднейших условиях 1941-1945-го годов обеспечили своим потомкам возможность жить.
Истории изложены в хронологическом порядке – от 22-го июня 1941 г. до 9-го мая 1945 г. Мне в начале этого отрезка времени было 5 лет. В рассказанных историях ничего не выдумано. Названия городов, деревень, поселков, а также фамилии и имена действующих лиц, за редким исключением, являются подлинными.
Читателю может показаться чрезмерным количество деталей, на которых я останавливаюсь, заостряю внимание, но надо иметь, в виду, во-первых, масштабы происходящих событий – это деревня, поселок, семья. А, во-вторых, что могло, прежде всего, бросаться в глаза маленькому мальчику, как не эти детали, зачастую необычные? Но, как представляется, эта конкретика помогает воссоздать исторический колорит жизни людей в период фашистской оккупации и после нее.
Истории излагаются от лица мальчика, который был их участником, с использованием слов и выражений, бывших в обиходе людей, его окружавших.
Пояснения, а также некоторое осмысление тех далеких событий сделаны мной уже с позиций сегодняшнего дня, но, по большому счету, и я, в том детском возрасте, и члены моей семьи, и жители деревни правильно схватывали суть происходившего тогда и выразительно, красноречиво сами его объясняли.
В преддверии нового счастья
Приближался Новый год – 1941-й. Мы в это время жили в Черновицах. Сюда мы с мамой переехали, как только отец получил здесь квартиру. Он служил помощником начальника штаба 364-го полка 60-й стрелковой дивизии, которая расквартировалась в окрестностях Черновиц после соглашения в июне 1940 г. с Румынией о передаче нам Северной Буковины.
Квартира находилась на последнем этаже 4-х этажного дома. В этом же доме жили и многие другие командиры. Нашими соседями по площадке были еще две семьи: еврейская, состоящая из старика и старухи, и семья сослуживца отца Александра Селиверстовича Довбенко. У него была жена Вера и маленькая дочь Алла.
Наша квартира состояла из двух комнат: большой проходной и маленькой запроходной, где мы спали. В квартире были кухня, ванная, туалет и чулан. Надо сказать, что мы впервые оказались в столь благоприятных для жизни условиях. До этого приходилось жить в казарме, снимать комнату.
В дивизии к встрече Нового года готовились основательно. В подразделениях вовсю кипела работа: красноармейцы украшали еловыми лапками казармы, прикрепляли к стенам плакаты, нарисованные полковыми художниками, обновляли боевые листки, писали поздравительные письма домой. Всеми владело ощущение приближения праздника, полюбившегося с детства. И хотя все уже были давно не детьми, прошли Финскую, но потаенное чувство ожидания этой встречи жило почти в каждом.
Общее ощущение радости было вызвано не только приближением Нового года, но и тем, что позади осталась тяжелая Финская, что остались живы и что военно-политическая ситуация в перспективе была благоприятной для СССР.
К встрече Нового года готовились и жены командиров. Мама и тетя Вера подолгу что-то обсуждали, спорили, просили меня посидеть с дочкой тети Веры, пока они сбегают в магазин.
Хотя мне к тому времени было уже пять лет, но я еще ни разу не встречал Новый год. В 1937-ом мне было лишь 8 месяцев и о том времени у меня в памяти ничего не сохранилось. 1938-й и 1939-й годы – это жизнь в казарме, может быть, родители и встречали Новый год, но елки дома не было. А в 1940-м году отец был на фронте, мы с мамой жили в Гродно в каком-то полуподвальном помещении, так что было не до праздника.
Я много слышал о разукрашенных елках, о Деде Морозе и Снегурочке, о подарках, которые они дарят детям, но воочию их никогда не видел. И вот теперь я с нетерпением ожидал наступления Нового года, предвкушая радость от встречи с ними.
До Нового года оставалось три дня, два, а потом – один, но елка у нас не появилась, да и у дяди Саши тоже. Отец, видя мое неудовлетворенное лицо, успокоил меня:
– Потерпи. Елка будет общая – в городском клубе, где для комсостава и их жен и детей будет организована встреча Нового года. Там и подарки будут вручать и будет еще много интересного.
31-го декабря первой меня поздравила тетя Вера. Она, как всегда, ворвалась к нам в квартиру, схватила меня в охапку, расцеловала и сказала:
– Ну, Женёчек, с наступающим Новым годом, с Новым счастьем! И вот тебе подарочек, – и протянула мне кулек с подушечками. Мама тоже подарила мне конфеты, это были мои любимые «раковые шейки». Днем со службы пришли отец и дядя Саша. Отец подарил маме красивую кофту, а мне – жестяную коробочку с монпансье. Это были мелкие, вкусно пахнущие, разноцветные леденцы. Все знали мои слабости в отношении сладкого и теперь их удовлетворяли.
Последним с подарками пришел дядя Саша. Он прямо с порога продекламировал:
– Вперевалочку идет косолапый мишка, он в подарок петушка принес и большую шишку, – и протянул мне красного петушка на палочке и еловую шишку. Обняв меня, сказал:
– Ну, молодой боец, с наступающим Новым годом, с Новым счастьем! А этот петушок тебе, чтобы разбудил тебя утром 1-го января – прокукарекал!
Вечером мы отправились в городской клуб. Посреди вестибюля стояла высокая разукрашенная елка со звездой на макушке. Вдоль стен сидели жены командиров. Дети бегали вокруг елки, но Деда Мороза и Снегурочки не было. Это меня огорчило, хотелось посмотреть на них вблизи.
Когда зал заполнился, ведущий объявил, что сейчас будем играть в «третьего лишнего» и попросил всех встать парами друг за другом вокруг елки. Суть игры заключалась в том, что один из игроков с ремнем в руках становился около елки, а другой – за пределами круга. Его должен был осалить тот, что был с ремнем. Убегающий мог встать впереди любой пары и тогда сзади стоящий игрок становился «третьим лишним» и мог получить довольно сильный удар офицерским ремнем по заднице. Потом они менялись ролями: ударивший, бросив ремень, убегал, а осаленный догонял.
В зале стоял смех и женский визг, потому что развеселившиеся командиры иногда довольно сильно салили ремнем женщин, которые были все в нарядных, тонких шелковых платьях. Отец и мама участия в игре не принимали, хотя мне хотелось, чтобы и они побегали с ремнем и посалили зазевавшихся.
Когда пришедшие вдоволь набегались, насмеялись, ведущий пригласил всех пройти в зал, где будет показан фильм «Чкалов» Мне еще не приходилось бывать в кино и предстоящее событие меня заинтересовало. Места наши были в середине зала. Экран отсюда был виден хорошо, но звук – еле слышен, поэтому многое из того, что происходило на экране, мне было непонятно. Из всего увиденного мне запомнились только две сцены – когда Чкалов пролетал под мостом и финальная – обломки его самолета после крушения. Чкалов мне понравился – открытое, мужественное лицо и я переживал, что он погиб.
После просмотра фильма все вышли в вестибюль, где каждый мог взять себе на память любую игрушку с елки. Когда подошла наша очередь, то игрушки оставались только на верхних ветках. Их без лестницы было не достать, поэтому мы остались без подарка. У выхода из клуба ведущий еще раз поздравлял всех с наступающим Новым годом и желал в Новом году здоровья и Нового счастья.
На улице я спросил маму:
– Вот все желают нам Нового счастья. А что это такое?
Мама, немного подумав, ответила:
– Ну, это такое счастье, какого раньше не было.
А чего раньше у нас не было?
– Ну, например, квартиры. Разве это не счастье – получить квартиру со всеми удобствами?
– Ну а теперь, когда у нас уже есть квартира, какое может быть для нас Новое счастье?
Мама сказала, чтоб я спросил отца. Тот шел сзади и слышал наш разговор, поэтому сразу ответил:
– У нас есть квартира, у тебя – велосипед, войны нет, казалось бы, что еще нам надо? Но в жизни бывает так, что вдруг нежданно-негаданно на человека сваливается такое счастье, о каком он и во сне не мечтал. Вот ты сейчас с папой и мамой с елки домой идешь, правда, без подарка, но все равно довольный: елку увидел, кино посмотрел, понаблюдал, как взрослые дурачатся – ремнем стегают друг друга. И даже не представляешь, что в Новом году у тебя появится сестренка или братик. Разве это не Новое счастье?
Я мигом оживился: «Правда? Самые настоящие? Вот будет здорово! А то все один да один».
Домой мы пришли поздно, поэтому меня сразу отправили спать, а отец и мама пошли к Довбенкам встречать Новый год. Тетя Вера вкусно готовила, и там уже накрыт был стол.
Я долго не мог уснуть, ворочался, всё пытался представить себе – каким оно еще может быть Новое счастье?
Начавшийся 1941-й год ничем не отличался от старого. Как всегда ели, гуляли, иногда с отцом ходил или ездил на велосипеде в его штаб и – никакого Нового счастья! Я даже перестал его ждать, но, наконец, 12 мая оно к нам пришло – родилась сестренка Света. Правда, для меня оно не стало нежданным-негаданным, потому что отец меня заранее об этом предупредил.
Но вот 22-го июня 1941 г. это самое нежданное-негаданное счастье к нам пришло. Притом в таком виде, в каком и во сне его вряд ли можно было представить: немцы нас расстреливали из пулеметов, бомбили, топили на Днепре, а мы остались живы! Правда, тогда мы не думали, что это счастье, считали, что нам просто повезло.
Но много позже, уже после войны, когда старшие вспоминали этот страшный 41-й год, возник вопрос: а как же назвать то, что случилось с нашей большой семьей, когда мы с мамой убежали из-под самого носа фашистов и живыми добрались до дедушки и бабушки; а отцу в это время удалось избежать плена, хотя вся его армия оказалась в окружении, а потом – увидеться с нами и уйти в партизаны; а деду – вырваться из рук фельд-жандармерии, когда его хотели расстрелять за угон колхозного стада в Брянскую область? Вроде получалось, если все это обобщить, что 1941-й год стал для всей нашей семьи счастливым, как того и желали нам знакомые.
Но, когда это наше счастье соприкасалось с несчастьем сотен тысяч, миллионов наших соотечественников, которым, как и нам, тоже наверняка желали счастья в наступающем году, то такое счастье как-то переставало радовать, не согревало душу. Так, счастье ли это было на самом деле или что-то другое?
Война началась
О том, что началась война, я узнал утром 22-го июня 1941 г., когда проснулся в чужой, незнакомой мне квартире. Больше всего меня удивило даже не это, а увиденный мной автомат, прислоненный к дивану, на котором я лежал. Его ложе, покрытое желтым лаком, блестело в солнечных лучах, оттеняя черный ствол с черным круглым диском.
Что это за оружие – я знал: я видел его у красноармейцев, когда бывал в штабе у отца. Поэтому мое удивление было связано не столько с самим автоматом, сколько с появлением его в квартире, более того, – у самых моих ног. У отца, а также у всех его сослуживцев, были только пистолеты. А здесь вдруг в квартире и такое оружие!
Увидев, что я проснулся и разглядываю автомат, ко мне подошла мама и взволнованно сказала: «Война, сынок, война!». Это сообщение не произвело на меня никакого впечатления, так как в нашей семье всегда говорили о войне, чаще – о Финской, на которой отец воевал и был тяжело ранен. Мама, по-видимому, чувствовала разницу между той и этой, только что начавшейся войной. Та война велась где-то далеко, за пределами нашей страны, эта же стояла у порога нашего дома и должна была неминуемо коснуться всех нас. Мы жили на границе, в чужом городе, среди чужих людей, которые нас не только не любили, но и часто старались сделать нам что-нибудь неприятное. Буквально накануне один из местных мальчишек, который был гораздо старше меня, зазвал меня к себе домой, чтобы показать какую-то интересную книгу. На одной из ее страниц был изображен подбитый танк, а рядом – танкист с поднятыми руками. Его конвоировал солдат, одетый в незнакомую мне форму.
Картинки в книге были черно-белые, но на башне танка и на груди танкиста были нарисованы красным карандашом звезды. Мой приятель, похихикивая, разъяснил мне: «Видишь, как воюют твои красные! Этот твой танкист уже полные штаны наложил, его наш румынский солдат в плен взял!». Я вздрогнул от этих слов, так как не мог себе представить, что такое может быть. Вся моя маленькая жизнь была связана с военными. И в их рассказах, и в книгах, которые мне читала мама, наши бойцы всегда выходили победителями. А здесь вдруг все наоборот!
Я посмотрел на своего приятеля: шутит он или говорит всерьез? Его же лицо буквально светилось от удовольствия, которое он испытывал, почувствовав страдания, доставленные сыну красного командира. Потом, чтобы усилить эффект от своего рассказа, он взял красный карандаш, по-видимому тот самый, которым были нарисованы звезды, и стал тыкать им, как штыком, в грудь танкиста, приговаривая: «Вот тебе, большевик, вот тебе!».
Совсем обескураженный, чуть не плача, я выбежал из квартиры своего обидчика и – прямо домой, чтобы рассказать об увиденном и услышанном. Отца дома не было, а мама кормила мою крохотную сестренку Свету, родившуюся месяц назад. Она сразу обратила внимание на мое расстроенное лицо и стала расспрашивать, что со мной случилось. Я не знал, как ей все объяснить, как пожаловаться, поэтому, ничего не говоря, ушел в дальнюю комнату и уткнулся в подушку. Если бы дома был отец, то ему, как мне казалось, проще было бы рассказать о случившемся. И он бы меня успокоил. Не дождавшись его, я уснул.
А утром начавшаяся война и многие события, с нею связанные, заслонили собой вчерашнюю историю. Оказывается, я очутился в чужой квартире из-за войны. Мы жили на 4-м этаже и отец, опасаясь бомбежки, перенес Свету, а потом и меня, спящего на 2-й этаж к своему сослуживцу. Ему казалось, что там будет безопаснее.
22-го июня 1941 г. было воскресенье. Вечером этого дня мы должны были уехать на целый месяц в деревню к дедушке и бабушке, которая находилась на берегу Сожа в Гомельской области. Отец оформил отпуск, взял билеты на поезд и упаковал чемоданы. Мама тоже подготовилась: наварила несколько банок клубничного варенья и накупила целый чемодан подарков для деревенской родни.
Утром, когда все еще спали, мама побежала на базар купить еду на дорогу, но вскоре вернулась обеспокоенная. Разбудив отца, она рассказала, что базар закрыт, а по улицам маршируют красноармейцы и высказала предположение, что, может быть, началась война. На это отец возбужденно возразил: «Ну, какая там война? Я до вечера в штабе был, и никаких признаков этой твоей войны не наблюдалось! Наверное, ученье! Да, и потом, – добавил он, – если бы дело шло к войне, то кто бы мне отпуск дал?». Последний аргумент показался маме достаточно убедительным и она успокоилась.
Евгений Фаддеевич Яськов
В книге от лица мальчика рассказано о событиях, участником которых он был в годы Великой Отечественной войны, оказавшись на оккупированной фашистами территории в Белоруссии, а также после ее освобождения. Книга может представлять интерес как для детей, так и взрослых.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Евгений Яськов
Война глазами ребенка
© Яськов Е. Ф., 2021
От автора
Уважаемый читатель! Истории, о которых в этой книге рассказано, – не о войне, но о событиях с нею связанных. Их я наблюдал или участвовал в них, когда был еще ребенком. Хотя с тех пор прошло более 70 лет, но они не выветрились из моей памяти. Может быть, поэтому я и решил рассказать об этих событиях, чтобы освободить свою память от них.
Еще одна существенная причина – почему я решил рассказать об этом, вспомнить детство – это то, что сейчас молодые люди имеют весьма смутное представление о том времени, когда их деды и прадеды в труднейших условиях 1941-1945-го годов обеспечили своим потомкам возможность жить.
Истории изложены в хронологическом порядке – от 22-го июня 1941 г. до 9-го мая 1945 г. Мне в начале этого отрезка времени было 5 лет. В рассказанных историях ничего не выдумано. Названия городов, деревень, поселков, а также фамилии и имена действующих лиц, за редким исключением, являются подлинными.
Читателю может показаться чрезмерным количество деталей, на которых я останавливаюсь, заостряю внимание, но надо иметь, в виду, во-первых, масштабы происходящих событий – это деревня, поселок, семья. А, во-вторых, что могло, прежде всего, бросаться в глаза маленькому мальчику, как не эти детали, зачастую необычные? Но, как представляется, эта конкретика помогает воссоздать исторический колорит жизни людей в период фашистской оккупации и после нее.
Истории излагаются от лица мальчика, который был их участником, с использованием слов и выражений, бывших в обиходе людей, его окружавших.
Пояснения, а также некоторое осмысление тех далеких событий сделаны мной уже с позиций сегодняшнего дня, но, по большому счету, и я, в том детском возрасте, и члены моей семьи, и жители деревни правильно схватывали суть происходившего тогда и выразительно, красноречиво сами его объясняли.
В преддверии нового счастья
Приближался Новый год – 1941-й. Мы в это время жили в Черновицах. Сюда мы с мамой переехали, как только отец получил здесь квартиру. Он служил помощником начальника штаба 364-го полка 60-й стрелковой дивизии, которая расквартировалась в окрестностях Черновиц после соглашения в июне 1940 г. с Румынией о передаче нам Северной Буковины.
Квартира находилась на последнем этаже 4-х этажного дома. В этом же доме жили и многие другие командиры. Нашими соседями по площадке были еще две семьи: еврейская, состоящая из старика и старухи, и семья сослуживца отца Александра Селиверстовича Довбенко. У него была жена Вера и маленькая дочь Алла.
Наша квартира состояла из двух комнат: большой проходной и маленькой запроходной, где мы спали. В квартире были кухня, ванная, туалет и чулан. Надо сказать, что мы впервые оказались в столь благоприятных для жизни условиях. До этого приходилось жить в казарме, снимать комнату.
В дивизии к встрече Нового года готовились основательно. В подразделениях вовсю кипела работа: красноармейцы украшали еловыми лапками казармы, прикрепляли к стенам плакаты, нарисованные полковыми художниками, обновляли боевые листки, писали поздравительные письма домой. Всеми владело ощущение приближения праздника, полюбившегося с детства. И хотя все уже были давно не детьми, прошли Финскую, но потаенное чувство ожидания этой встречи жило почти в каждом.
Общее ощущение радости было вызвано не только приближением Нового года, но и тем, что позади осталась тяжелая Финская, что остались живы и что военно-политическая ситуация в перспективе была благоприятной для СССР.
К встрече Нового года готовились и жены командиров. Мама и тетя Вера подолгу что-то обсуждали, спорили, просили меня посидеть с дочкой тети Веры, пока они сбегают в магазин.
Хотя мне к тому времени было уже пять лет, но я еще ни разу не встречал Новый год. В 1937-ом мне было лишь 8 месяцев и о том времени у меня в памяти ничего не сохранилось. 1938-й и 1939-й годы – это жизнь в казарме, может быть, родители и встречали Новый год, но елки дома не было. А в 1940-м году отец был на фронте, мы с мамой жили в Гродно в каком-то полуподвальном помещении, так что было не до праздника.
Я много слышал о разукрашенных елках, о Деде Морозе и Снегурочке, о подарках, которые они дарят детям, но воочию их никогда не видел. И вот теперь я с нетерпением ожидал наступления Нового года, предвкушая радость от встречи с ними.
До Нового года оставалось три дня, два, а потом – один, но елка у нас не появилась, да и у дяди Саши тоже. Отец, видя мое неудовлетворенное лицо, успокоил меня:
– Потерпи. Елка будет общая – в городском клубе, где для комсостава и их жен и детей будет организована встреча Нового года. Там и подарки будут вручать и будет еще много интересного.
31-го декабря первой меня поздравила тетя Вера. Она, как всегда, ворвалась к нам в квартиру, схватила меня в охапку, расцеловала и сказала:
– Ну, Женёчек, с наступающим Новым годом, с Новым счастьем! И вот тебе подарочек, – и протянула мне кулек с подушечками. Мама тоже подарила мне конфеты, это были мои любимые «раковые шейки». Днем со службы пришли отец и дядя Саша. Отец подарил маме красивую кофту, а мне – жестяную коробочку с монпансье. Это были мелкие, вкусно пахнущие, разноцветные леденцы. Все знали мои слабости в отношении сладкого и теперь их удовлетворяли.
Последним с подарками пришел дядя Саша. Он прямо с порога продекламировал:
– Вперевалочку идет косолапый мишка, он в подарок петушка принес и большую шишку, – и протянул мне красного петушка на палочке и еловую шишку. Обняв меня, сказал:
– Ну, молодой боец, с наступающим Новым годом, с Новым счастьем! А этот петушок тебе, чтобы разбудил тебя утром 1-го января – прокукарекал!
Вечером мы отправились в городской клуб. Посреди вестибюля стояла высокая разукрашенная елка со звездой на макушке. Вдоль стен сидели жены командиров. Дети бегали вокруг елки, но Деда Мороза и Снегурочки не было. Это меня огорчило, хотелось посмотреть на них вблизи.
Когда зал заполнился, ведущий объявил, что сейчас будем играть в «третьего лишнего» и попросил всех встать парами друг за другом вокруг елки. Суть игры заключалась в том, что один из игроков с ремнем в руках становился около елки, а другой – за пределами круга. Его должен был осалить тот, что был с ремнем. Убегающий мог встать впереди любой пары и тогда сзади стоящий игрок становился «третьим лишним» и мог получить довольно сильный удар офицерским ремнем по заднице. Потом они менялись ролями: ударивший, бросив ремень, убегал, а осаленный догонял.
В зале стоял смех и женский визг, потому что развеселившиеся командиры иногда довольно сильно салили ремнем женщин, которые были все в нарядных, тонких шелковых платьях. Отец и мама участия в игре не принимали, хотя мне хотелось, чтобы и они побегали с ремнем и посалили зазевавшихся.
Когда пришедшие вдоволь набегались, насмеялись, ведущий пригласил всех пройти в зал, где будет показан фильм «Чкалов» Мне еще не приходилось бывать в кино и предстоящее событие меня заинтересовало. Места наши были в середине зала. Экран отсюда был виден хорошо, но звук – еле слышен, поэтому многое из того, что происходило на экране, мне было непонятно. Из всего увиденного мне запомнились только две сцены – когда Чкалов пролетал под мостом и финальная – обломки его самолета после крушения. Чкалов мне понравился – открытое, мужественное лицо и я переживал, что он погиб.
После просмотра фильма все вышли в вестибюль, где каждый мог взять себе на память любую игрушку с елки. Когда подошла наша очередь, то игрушки оставались только на верхних ветках. Их без лестницы было не достать, поэтому мы остались без подарка. У выхода из клуба ведущий еще раз поздравлял всех с наступающим Новым годом и желал в Новом году здоровья и Нового счастья.
На улице я спросил маму:
– Вот все желают нам Нового счастья. А что это такое?
Мама, немного подумав, ответила:
– Ну, это такое счастье, какого раньше не было.
А чего раньше у нас не было?
– Ну, например, квартиры. Разве это не счастье – получить квартиру со всеми удобствами?
– Ну а теперь, когда у нас уже есть квартира, какое может быть для нас Новое счастье?
Мама сказала, чтоб я спросил отца. Тот шел сзади и слышал наш разговор, поэтому сразу ответил:
– У нас есть квартира, у тебя – велосипед, войны нет, казалось бы, что еще нам надо? Но в жизни бывает так, что вдруг нежданно-негаданно на человека сваливается такое счастье, о каком он и во сне не мечтал. Вот ты сейчас с папой и мамой с елки домой идешь, правда, без подарка, но все равно довольный: елку увидел, кино посмотрел, понаблюдал, как взрослые дурачатся – ремнем стегают друг друга. И даже не представляешь, что в Новом году у тебя появится сестренка или братик. Разве это не Новое счастье?
Я мигом оживился: «Правда? Самые настоящие? Вот будет здорово! А то все один да один».
Домой мы пришли поздно, поэтому меня сразу отправили спать, а отец и мама пошли к Довбенкам встречать Новый год. Тетя Вера вкусно готовила, и там уже накрыт был стол.
Я долго не мог уснуть, ворочался, всё пытался представить себе – каким оно еще может быть Новое счастье?
Начавшийся 1941-й год ничем не отличался от старого. Как всегда ели, гуляли, иногда с отцом ходил или ездил на велосипеде в его штаб и – никакого Нового счастья! Я даже перестал его ждать, но, наконец, 12 мая оно к нам пришло – родилась сестренка Света. Правда, для меня оно не стало нежданным-негаданным, потому что отец меня заранее об этом предупредил.
Но вот 22-го июня 1941 г. это самое нежданное-негаданное счастье к нам пришло. Притом в таком виде, в каком и во сне его вряд ли можно было представить: немцы нас расстреливали из пулеметов, бомбили, топили на Днепре, а мы остались живы! Правда, тогда мы не думали, что это счастье, считали, что нам просто повезло.
Но много позже, уже после войны, когда старшие вспоминали этот страшный 41-й год, возник вопрос: а как же назвать то, что случилось с нашей большой семьей, когда мы с мамой убежали из-под самого носа фашистов и живыми добрались до дедушки и бабушки; а отцу в это время удалось избежать плена, хотя вся его армия оказалась в окружении, а потом – увидеться с нами и уйти в партизаны; а деду – вырваться из рук фельд-жандармерии, когда его хотели расстрелять за угон колхозного стада в Брянскую область? Вроде получалось, если все это обобщить, что 1941-й год стал для всей нашей семьи счастливым, как того и желали нам знакомые.
Но, когда это наше счастье соприкасалось с несчастьем сотен тысяч, миллионов наших соотечественников, которым, как и нам, тоже наверняка желали счастья в наступающем году, то такое счастье как-то переставало радовать, не согревало душу. Так, счастье ли это было на самом деле или что-то другое?
Война началась
О том, что началась война, я узнал утром 22-го июня 1941 г., когда проснулся в чужой, незнакомой мне квартире. Больше всего меня удивило даже не это, а увиденный мной автомат, прислоненный к дивану, на котором я лежал. Его ложе, покрытое желтым лаком, блестело в солнечных лучах, оттеняя черный ствол с черным круглым диском.
Что это за оружие – я знал: я видел его у красноармейцев, когда бывал в штабе у отца. Поэтому мое удивление было связано не столько с самим автоматом, сколько с появлением его в квартире, более того, – у самых моих ног. У отца, а также у всех его сослуживцев, были только пистолеты. А здесь вдруг в квартире и такое оружие!
Увидев, что я проснулся и разглядываю автомат, ко мне подошла мама и взволнованно сказала: «Война, сынок, война!». Это сообщение не произвело на меня никакого впечатления, так как в нашей семье всегда говорили о войне, чаще – о Финской, на которой отец воевал и был тяжело ранен. Мама, по-видимому, чувствовала разницу между той и этой, только что начавшейся войной. Та война велась где-то далеко, за пределами нашей страны, эта же стояла у порога нашего дома и должна была неминуемо коснуться всех нас. Мы жили на границе, в чужом городе, среди чужих людей, которые нас не только не любили, но и часто старались сделать нам что-нибудь неприятное. Буквально накануне один из местных мальчишек, который был гораздо старше меня, зазвал меня к себе домой, чтобы показать какую-то интересную книгу. На одной из ее страниц был изображен подбитый танк, а рядом – танкист с поднятыми руками. Его конвоировал солдат, одетый в незнакомую мне форму.
Картинки в книге были черно-белые, но на башне танка и на груди танкиста были нарисованы красным карандашом звезды. Мой приятель, похихикивая, разъяснил мне: «Видишь, как воюют твои красные! Этот твой танкист уже полные штаны наложил, его наш румынский солдат в плен взял!». Я вздрогнул от этих слов, так как не мог себе представить, что такое может быть. Вся моя маленькая жизнь была связана с военными. И в их рассказах, и в книгах, которые мне читала мама, наши бойцы всегда выходили победителями. А здесь вдруг все наоборот!
Я посмотрел на своего приятеля: шутит он или говорит всерьез? Его же лицо буквально светилось от удовольствия, которое он испытывал, почувствовав страдания, доставленные сыну красного командира. Потом, чтобы усилить эффект от своего рассказа, он взял красный карандаш, по-видимому тот самый, которым были нарисованы звезды, и стал тыкать им, как штыком, в грудь танкиста, приговаривая: «Вот тебе, большевик, вот тебе!».
Совсем обескураженный, чуть не плача, я выбежал из квартиры своего обидчика и – прямо домой, чтобы рассказать об увиденном и услышанном. Отца дома не было, а мама кормила мою крохотную сестренку Свету, родившуюся месяц назад. Она сразу обратила внимание на мое расстроенное лицо и стала расспрашивать, что со мной случилось. Я не знал, как ей все объяснить, как пожаловаться, поэтому, ничего не говоря, ушел в дальнюю комнату и уткнулся в подушку. Если бы дома был отец, то ему, как мне казалось, проще было бы рассказать о случившемся. И он бы меня успокоил. Не дождавшись его, я уснул.
А утром начавшаяся война и многие события, с нею связанные, заслонили собой вчерашнюю историю. Оказывается, я очутился в чужой квартире из-за войны. Мы жили на 4-м этаже и отец, опасаясь бомбежки, перенес Свету, а потом и меня, спящего на 2-й этаж к своему сослуживцу. Ему казалось, что там будет безопаснее.
22-го июня 1941 г. было воскресенье. Вечером этого дня мы должны были уехать на целый месяц в деревню к дедушке и бабушке, которая находилась на берегу Сожа в Гомельской области. Отец оформил отпуск, взял билеты на поезд и упаковал чемоданы. Мама тоже подготовилась: наварила несколько банок клубничного варенья и накупила целый чемодан подарков для деревенской родни.
Утром, когда все еще спали, мама побежала на базар купить еду на дорогу, но вскоре вернулась обеспокоенная. Разбудив отца, она рассказала, что базар закрыт, а по улицам маршируют красноармейцы и высказала предположение, что, может быть, началась война. На это отец возбужденно возразил: «Ну, какая там война? Я до вечера в штабе был, и никаких признаков этой твоей войны не наблюдалось! Наверное, ученье! Да, и потом, – добавил он, – если бы дело шло к войне, то кто бы мне отпуск дал?». Последний аргумент показался маме достаточно убедительным и она успокоилась.
Популярные книги
