Оре

Оре
Carinetta

Когда я не нахожу фильм, который всем сердцем хотела бы посмотреть – он снится мне во сне. В невероятных, почти несуществующих цветах и звуках. Все иллюстрации в книге и рисунок обложки сделаны мной по воспоминаниям об этом чудесном сериале – в моих снах и фантазиях.

Carinetta

Оре

Предисловие

Клянусь! Я видела всё это собственными глазами! Во сне…

Синяя простынь – это озеро сна. Я ещё вижу комнату, но с каждым шагом под тину-одеяло всё глубже проваливаюсь в сновидение. Почему-то мои веки тоже стали синими и жидкими, как огонь в конфорке. Я закрываю ими глаза – и меня накрывает синей волной с головой! На дне меня ждёт…

Первое видение

Паршивая лачуга старого кузнеца. Бедная кузница. В углу жиденький стог сена, и на нём – плешивая шкура, чтобы было на чём спать. Дом и всё хозяйство уже давно отобрали. Кузнец запер двери и ставни и ждал своего часа. Сбежать он не успел – в кузнице спал мальчуган, за которым кузнец и вернулся, почуяв зловонный запах тюрьмы и гильотины. Но не успел вновь покинуть лачугу вместе с сыном. А теперь он заперт – и за ним пришли. Всё, что осталось с ним взаперти, – крупные долги и маленький сын от погибшей ещё при родах жены.

Королевская стража грозно била в дверь:

– Вылезай, паразит!

Ха. Стук в дверь. Перед тем как убить хозяина! Разве это дань вежливости? Это была часть пытки. Сейчас здоровяки жадно объедались чужим страхом. Ведь больше с кузнеца взять было нечего. Кроме сына. Это всё, чем он теперь мог отплатить казне: сыном и страхом.

Стены лачуги затряслись от увесистого боя, и валящая с потолка пыль окрасила в серый пробившиеся сквозь ставни лучи. Бежать уже некуда – только на тот свет. И это едва ли не лучше, чем в крепкие объятья правосудия!

Бой усилился, и сквозь треск ломающейся двери, точно струя из раны, пробился ещё один луч. У отчаявшегося отца в ответ хлынули слёзы. Он прижимал к себе сына, завёрнутого в грязный плед. Сын, как нарочно, спал глубоким сном, будто уже был мёртв.

Кузнец крепко поцеловал сына, не глядя на пробоину в двери и уже ворвавшиеся сквозь неё мясистые руки и брань. Вдруг кузнеца осеняет: он решает бросить ребёнка в плавильный горн с ещё горячей рудой. Мальчуган часто помогал ему разжигать и раздувать печь. Вот и этим утром маленький сын по наказанию уходившего на пристань отца набросал дров и здорово растопил печь. Да вот только заждался отца и уснул.

Кузнец с яростью бросается с сыном к печи – только не отдавать его на растерзание королю! Горько прижав к себе на прощание чумазого мальчишку, кузнец бросает его в горящую руду и вслед за сыном льёт горячие слёзы в кипящий горн.

Болваны врываются в лачугу. Сносят куцые обломки мебели на пути, хватают и больно бьют пожилого мужчину. Двое верзил ищут ребёнка.

– Где сопляк?! – Главный головорез поднимает окровавленного кузнеца за жилет и бьёт того в рожу.

– Он умер, говорю вам! Разве вы не видите слёз моих? Под кровью слёзы – говорю вам! Я оставил его одного, а когда вернулся, было слишком поздно! Мальчик упал в горн!

– Врешь, гад! – и дал кузнецу хорошенько под дых. – А заперся для того, чтобы поплакать?! Говори, где сопляк, не то не поздоровится ему, когда разыщем!

– Говорю вам! – кашляя и плюясь кровью, кряхтел кузнец, не поднимая головы. – Я хотел успеть похоронить сынишку! Поглядите же сами в горн! Он там, там! – Скованный по рукам и ногам кузнец метнул подбородок в сторону печи. – Только не глумитесь над его безгрешным телом, умоляю! Позвольте похоронить его, как велит наша корона!

Внезапно наступила тишина. Главный головорез кивком отправил младшего подаваку заглянуть в горн. Тот с ленивым видом нехотя поплёлся к горну, но на самом деле жутко трусил перед видом обугленной плоти. Он ещё раз оглядел нагло щерящихся товарищей и потянулся носом к жерлу.

В нём всего-навсего мягко и спокойно светились куски плавающей руды. Младший помощник расслабился. Облегчённый вид этого трусливого подаваки был дурным признаком для старшего стражника.

– Так я и знал, гад, нет там никого! – и принялся со всей дури пинать в живот кузнеца.

Тут печь начала дымиться, будто её раздували невидимые мехи. Печь принялась трястись, потом зашаталась, всё сильнее и сильнее, пока не зашагала прочь со своего места. В конце концов гремящая и воющая печь отвлекла головорезов от битья кузнеца и здорово напугала всех, включая его самого.

Горн ходил ходуном по всей лачуге и рычал. Здоровяки быстро расступились, когда горн вдруг потерял равновесие и повалился набок. Головорезы забились в углы со страху, и из поваленного жерла с рёвом выпрыгнуло светящееся существо, похожее на горящий камень. Существо зарычало на болванов, выломало ставни и выпрыгнуло в окно прочь.

Время спустя

– Ну и куда мы тащимся?

– За талисманом.

– Я уже с десяток тащу на своей спине, садовая твоя башка!

Озорной Юм и угрюмый Дюм шагали по каменистому лесу с тяжёлыми рюкзаками.

– Это до твоего первого привала. И обеда.

– Э! Я просто должен раз в час что-то есть, иначе меня лихорадит, ясно? Так ты расскажешь мне план?

– Я уже говорил, что его нет!

– То есть мы просто идём? Куда глаза глядят?

– Да.

– Так зачем мы тащимся?

– За талисманом!

– Чёрт бы тебя побрал! Стой. Дай-ка передохнуть. – Юм скинул рюкзак на землю. – Что-то плечо всё ещё ноет после лука.

– Ты же не умеешь стрелять!

– А я говорю: стреляли мы по ночам, пока ты спал! И я даже попал!

– Себе в плечо?

– Нет, в самое яблочко! На макушке твоей Ирэи. Что ты на это скажешь, а?

– Вы и её в свою заварушку втянули?

– Да, и представь – она мне доверяла! Кстати, ни единым словом о тебе не обмолвилась!

– Мне нет дела.

– А твои пылающие щёки говорят, что есть! Так что там тебе тётушка Келла наплела? Здесь-то уже безопасно для тайн?

– И у сосен есть уши!

– Знаешь что, уши всюду! Много, тысячи ушей! Да только мои уже горят от нетерпения! Выкладывай!

Дюм достал табакерку, присел на булыжник и начал:

– Плохи дела наши. Всю долину разорят! Ни одной деревушки не оставят! Тётушка говорит, Гиида готовит свою армию к войне. И нас, как ближайших к Гроттоскаму, разграбят первыми! Говорит, талисман нужен! Он нас и защитит, если нападут. И скроет так, что не найдут. И хлебом обеспечит, если голодом заморят. Но вот только его самого, этот талисман треклятый, нужно будет отобрать! Если защищён – завоевать. Если спрятан – найти!

– А если голоден – накормить?

– Тебе видней!

– Эка сказочка! Я так всякому могу голову запудрить и послать к пиратам за русалками!

– Тётушка также сказала, что мы с тобой можем его узнать!

– Вот уж почесала так почесала! Не смеши: ты да я? Ну, ты ещё более-менее с приветом, а я-то даже из лука стрелять не умею!

– Ага! Значит, не стрелял ты в Ирэю!

– Нет! И ещё она спрашивала о тебе! Почему это ты не шатаешься вместе с нами по ночам! Один раз всего пришла, о тебе спросила и как испарилась с тех пор! И что это она в тебе разглядела, в чудаке-то?!

– То же, что и Келла! В её глазах мы с тобой друг друга стоим. Думает, как пить дать: подерёмся, кубарем покатимся да и угодим мордами в несчастный талисман!

– А он тут как тут уже тёпленький, разгорячённый нашей битвой! Попался, дурачок! Ха-ха! Так всё и будет, Дюмито! Ура! Чего расселся? Побежали! Трепещи, талисманишка!