bannerbanner
logo
Войти
Скачать книгу Пирамида преступных желанийТекстПолная версия
Добавить В библиотеку

Полная версия

Сооружая подземный ход, заключенный, безусловно, выйдет в прослушиваемую зону. Прибор выдаст сигнал тревоги и укажет на подозрительный участок. Часовой-оператор надевает наушники и прослушивает сигналы с тревожного датчика, установленного на периметре охраняемого объекта. Он без труда различит звуки вгрызающиеся в грунт лопаты. Далее как писанному: из караула прибудет группа захвата со злющими овчарками.

Одни «цветы» на полосе препятствий: радиолучевые датчики – «Пион»; инфракрасные —«Мак»; колючка – «Кактус» и «Шиповник» противоподкопная система – «Подснежник». Поэтому-то Витамин и не любил обыкновенные цветы. Устройство охраняемого периметра Витамин давным-давно выведал у подкормленного прапорщика. Сам поднимался на смотровую вышку с внутренней стороны охраняемого периметра, на которой несет дозор добровольный часовой – зык-вертухай, активист СПП (службы правопорядка колонии). Витамин всматривался в широкие контрольно-следовые полосы по обе стороны бетонного забора, на неприметные электронные датчики, на устрашающий «Кактус» и неприступный «Шиповник», на соседнюю через основное ограждение вышку, где с сонным и тупым лицом перетаптывался молоденький солдатик с автоматом на плече.

Витамин знал, что к автомату два магазина по десять патронов в каждом, и что один патрон уже под курком. Пока солдатик будет всаживать свои двадцать патронов по движущейся цели, к нему на подмогу в считанные минуты прибудет резервная группа во главе с сержантом-мордоворотом. Витамин давно убедился, что преодолеть охранную зону колонии строгого режима невозможно.

Теперь он поднимался на вышку зыка-вертухая, чтобы всколыхнуть себя невнятным волнением от показавшихся просторов, освежить бледные щеки ароматным и свежим ветерком. Вглядываясь вдаль, все-таки, отмечал для себя: так ли бдительно несет службу часовой, хорошо ли вспахана и проборонена контрольно-следовая полоса.


Именно в эту отсидку вдруг потребовалось срочно и очень аккуратно переместиться на волю, в гражданское общество, и не дать уплыть в чужие руки своему немалому капиталу. Здесь в зоне, как в некоем профилактории для заслуженных воров, было достаточно уединения, чтобы отдохнуть и обдумать ситуацию, чреватую нехорошими последствиями. Витамин понял каким образом его жестоко и злорадно кинули, оттерли ноги и отшвырнули за ненадобностью. Верный Минееч регулярно пересылал весточки; он, как мог, отслеживал ситуацию в городе по интересам хозяина.

Из полученной информации Витамин окончательно убедился: его посчитали за отработанный материал, поэтому-то и состряпано дельце, засудили и бросили гнить на тюремные нары. Те, кому он принес несметный капитал, и те, которых провел смотрящими в созданную на его деньги мощную корпорацию, просто-напросто предали, отказались от устных договоренностей. И вся их милость в том, что не убили, а лишь убрали с глаз долой в железную клетку. Так разбогатевшие детки чураются чумазых родителей.


Витамин прошел в крохотный кабинет в казенном доме, именуемым отрядом, сел за письменный стол, раскрыл толстый обшарпанный журнал, названный почему-то «Амбарная книга». Каждое утро в журнале делал запись относительно состояния вверенного хозяйства.

На нем была черная отутюженная униформа осужденного. Ворот куртки расстегнут, и виднелась белейшая сорочка.

– Зайка! – крикнул Витамин.

Мигом отворилась дверь, и на пороге появился верткий юркий паренек (шнырь отряда). Услужливо выгнув спину, он подал голову вперед, так что большие уши готовы уловить малейшее движение губ, а смазливые глазенки жадно прилепились угодливым взглядом к всесильному хозяину этого отряда осужденных.

– Завари-ка чай. Возьми английского «Ахмад», и сделай так, чтобы свет чая был слегка вишневым.

– Будь сделано.

– Да постой не убегай. Быстрый какой! Я же не все сказал. Возьми у безногого шоколад, у косого – курево. Да кликни еще Антона. Теперь иди.

В предвкушении ароматного крепчайшего чая бледное лицо Витамина слегка порозовело. Зайка вскоре принес кружку божественного напитка и сладости на подносе, поставил его на стол перед Витамином, сам притулился на стульчике чуть поодаль. Вскоре пришёл и Антон.

– Усаживайся, Антон, удобнее. Буду байки говорить… Как сказал один наш поэт: «У меня у закона дом готов всегда, кружка чая крутого – и не надо вина!» – с удовольствием негромко продекламировал Витамин. – Хорошо сказано! Знаешь ли ты, Зайка, чьи это строки? Нет? Да и я не знаю. В нашем славном воровском мире всяк делает по мере возможностей, не требуя почестей и званий. Испокон веков у нас есть, кому слагать стихи и песни, копить и толковать житейские мудрости, отшлифовывать свои незыблемые законы. Женщин мы не любим – мы их просто используем (здесь Витамин осекся: как внезапная вспышка света в памяти замаячил образ великолепной Алисы, того самого бухгалтера-экономиста, кому передал финансовые дела)… Фу-ты, мерещится всякое! Ну, так вот, скорее всего наш бог – Сатана, хотя мы от него открещиваемся и идем в церковь ставить свечи, дабы единый и великий Бог Савоаф призрел наши души. Но потом мы снова идем исполнять наш воровской закон, такой простой и понятный, что не надо типографий и тьму продажных юристов. Поверь, Зайка, а ты слушай Антон, мы никого не затягиваем, не привлекаем, не выискиваем.

Наоборот, мы делаем отбор, отсев из бессчетной толпы приходящих. Вот здесь, в зоне, когда человече как стекло, сортируем прибывающих и вкусивших запретной жизни. Сначала они, что по перваку в зоне, проходят прописку. Тебе повезло, что вместе шли по этапу. Я тебя приметил и взял под себя. Попади ты в обычный отряд – ох, и туго тебе пришлось бы. Прилюдно определили бы твою масть. У меня в отряде этого не делается: отряд инвалидов, здесь уродство всеобщее, многое прощается. У меня здесь другие порядки, У меня прописка – это иметь физический дефект. В других же отрядах прописка – суровое испытание. Вот слушай, как может это делаться. Допустим, заводят базар: то да се, чем можешь удивить, потешить, обвинительный приговор твой прочитают (ты сразу его должен дать). И так дружелюбно поначалу будут обходится, по-человечьи, значит. Как тот заболтается донельзя, у него неожиданно могут спросить, например: «Че кореш, космонавтом не хотел бы ты быть?» Это, к примеру… Скажешь «нет» – тогда почему нет? «Неужто трухнул? Трусливая у тебя начинка получается. Кем же ты у нас в отряде будешь? Давай-ка сразу штаны сымай, мы очко твое проверим. Уж поди оно на гражданке разворочено?! Тогда западло нам с тобой рядом сидеть»… А тот, кто с полуслова понимает, к чему клонят, скажет, дескать, хотел как же! – да вспотел, что-то не срослось в хотелке. «А ну, попробуем узнать, почему не срослось. Залазь на третий ярус коек. (А на полу, прямо под ним, разложат шахматную доску с крупными острыми фигурами.) Прыгай плашмя, ведь у космонавтов бывают и твердые посадки». Если сдрейфишь и не спрыгнешь – место твое на шконке.

Могут и по-другому расколоть. Какой-нибудь ухарь, такой весь крутой, начнет о себе полоскать: «Я, мол, да я, порву любого, и на третий ярус заподло мне лезть». Тогда его подведут к двери, за которой стоит наш человек и держит просунутый в щель нож, лезвием к нам. Прописанту говорят: «Можешь со всего маху ударить по острию ножа, испытаешь так судьбу». Если, не раздумывая жахнешь кулачищем по ножу, упреждая дают незаметный сигнал, и за дверьми успевают убрать нож. А могут и не дать сигнала, нож не уберется – тогда, представляешь, что из твоего кулака будут. И таких способов десятки. На вольнице иные соберутся стаей, кичут из себя блатных – натуральная шелуха на поверку, опустить их можно самым простым способом.

То есть ты понял, способов прописки уйма, и смысл их всех сводится к одному: узнать какая суть, закваска у прописанта, соответственно ей он и получает масть. Я вот Зайку уберег и сам дал ему масть. Шнырь – это не так уж и плохо, это всегда теплое местечко. Правда, по совместительству Зайка еще и защеканец для избранных, и для него это скорее достоинство и гарантия безопасности, он и делает это с удовольствием, пожалуй, на вольнице тоже этим бы занимался, склонен, как сейчас говорят, однозначно к нетрадиционному сексу, если сказать культурно. Зайке с его статьей, хорошеньким личиком и пухлой попкой оказаться в обычном отряде где-нибудь в зоне общего режима, так же чревато как красной девице очутиться в пьяном кабаке. Статья у тебя, Зайка, паршивая, 117-я, соучастие в групповом изнасиловании несовершеннолетней. Даже, если всего лишь остановился поглазеть, выйдя вечерком на улицу, как знакомые ребята тискают голую девчонку на лавке в кустах у подъезда дома.

Зачем ты, Зайка, подошел и разглядывал личико юной шлюшки, что в этом личике может заинтересовать? Узнать хотел из какого она класса? Но девчонка, окривевшая или от пива или от косяка, увидела склоненное твое лицо, конечно, посчитала, что и ты встал в очередь за халявским удовольствием. Возможно, она испугалась, или передохнуть ей не давали – домой приковыляла пьянющей, растрепанной, изрядно накачанной спермой. Родителям, устроившим допрос, соврала, что изнасиловали, не соображая – что и делает, что хотела того же, но не так.

Назвала в числе соучастников и тебя. Так было? Так! За все надо отвечать, Зайка. Чуть сделаешь не так, всё вкривь да вкось пойдёт. Тебе подфартило, что к нам попал на строгач. В зоне общего режима кто сидит? Хулиганье, подонки-недомерки и недоделки, шушера короче. Там тебя определенно заклевали бы, сутками только раком и стоял бы. Из твоего очка сделали бы сборник спермы, а сколько бы членов пришлось отсосать! Или иначе нужно было тебе кого-нибудь порезать, причем сразу при первой попытке опустить. Здесь у меня ты в цене, как валютный мальчик. И более того, поучаю тебя еще уму-разуму.

Перво-наперво запомни: продолжай внимательно читать уголовный кодекс и комментарии к нему от корки до корки – это для тебя лучшая страшилка. Никогда больше по неосознанке не попадайся. Всегда знай, чего хочешь и бойся, как страшной кары еще раз оказаться у нас. Тебе никогда не стать настоящим вором. Будешь освобождаться – никому не давай адреса; на вольнице найди какую-нибудь работу, чтобы хоть немного нравилась и вкалывай до седьмого пота – так мало-помалу денежки заведутся и сотрется из памяти как по собственной дурости попал в зону и где обслуживал лучших воров. Глядишь, со временем и бабенку подберешь, и детки пойдут – это лучше, чем петушиться на гражданке…

У тебя Зайка отца не было, у тебя Антон не было, и у меня не было – это одно у нас общее. У нас к этому миру особый счет. Но не все могут потребовать оплатить этот счёт по полной мере. – Витамин взглянул на часы. – Так ребятки, сейчас подойдут двое важных дядек, так что ты, Антон, допивай чай и пока в отряд – я позову, когда понадобишься. Ты, Зайка, встретишь их и проведешь ко мне. Угощеньеце подготовь: бутылочку коньяка «Херсонес»… армянский, говоришь, есть? Неси крымский – они его предпочитают; бутерброды сделай с красной икоркой, чтобы на маслице зерна лежали в один слой как алый бусинки, колбаски салями возьми и нарежь потоньше. Лимон не забудь также нарезать…

3. Пора на свободу

Зайка мигом, расторопно и живо, бросился выполнять указание.

Между тем, ожидаемые гости подтягивались. Незаметно, как шагнул из мрака, появился Евсееч – седовласый, высокий, с проницательными умными глазами и неторопливыми выверенными движениями.

Витамин встал, побратался, усадил гостя в кресло.

– Отличная работа! – неожиданным густым басом пророкотал Евсееч, поглаживая рукой резной подлокотник кресла. – Я бы сказал шедевр прикладного искусства.

– Возьми его себе, если хочешь.

Евсееч раскатисто расхохотался.

– Возьму коли так. И у меня есть кое-что интересное. В отряде у меня один мастак сделал точнейшую копию Кремля. На Спасской башне, блин, часы идут! Хочет подарить высшему из высших.

– Не оскудевает талантами земля русская, и много их, как людей неординарных, на зонах баланду хлебают.

– Послушай, что ещё есть в том деревянном Кремле… Там, в одном из окон, виден другой председатель, белый как лунь, большой и мясистый точно уральский пельмень, а через потайную дверь кучка жадных пришлых людишек с характерным профилем Авраама пересчитывают, упаковывают и отправляют эшелонами и подлодками на Запад зеленые баксы, золотые слитки. Одна из башен уже покосилась, потому что уже проваливается в те пустоты, откуда эти нувориши выкачивают нефть, металлы и другие богатства русской земли-матушки. В эти пустоты затягивается нищий и пьяный пролетарий, вместе со своими полуразрушенными и разоренными домами-хозяйствами.

– Жалко, что из дерева скульптуру сварганил На века из бронзы отлить бы. Кстати, нас там нет, в этом шедевре? Нас, с пушкой и финкой, приставленных к виску и горлу склизких лиц с характерным профилем… Скажу я тебе, не только потомки Авраама таскают денежки по своим крысиным норам – полно и наших славянских физиономий, прочухавших и уразумевших, как богатство делается… А-а, вот и Круглый.

В каптерку ввалился плотный широкоплечий и низкорослый зык с приплюснутой как тыква головой. Хотя в колонии запрещалось свободное перемещение между отрядами (бараки с огороженной территорией), для некоторых категорий осужденных не существовало ограничений по вольному хождению в пределах жилой части зоны.

Круглый, шумно отдуваясь, побратался с Витамином и Евсеечем, сбросил телогрейку, уселся за стол. Неслышно появился Зайка с коньяком и закуской на подносе.

– Неплохо! – сказал Круглый, повертев бутылку коньяка и облизнувшись на закуску.

Витамин плеснул в прочифиренные кружки благородный напиток и дал время насладиться его утонченным вкусом, который был еще более приятен и сладостен здесь, в зоне, за семью замками под лаем бешеных овчарок, под неусыпным надзором караула, цепенеющего на ядреном сибирском морозе.

– Пока ты, Круглый, к нам шел мы с Евсеечем толкуя о том о сем, приблизились к тому из-за чего собрались. Это огромные деньги, которые уходят из моих, а значит также из наших рук. Короче, что я сумел сколотить в первую пятилетку мутного перестроечного времени порциями передавал на отмывку. Эти денежки благополучно легализовались и стали ударно работать. И, должно быть, закружилась голова у тех ребятишек, что пристраивали мои денежки, и закружилась от наполеоновских планов, в которых, увы, меня нет. Под конец второй пятилетки денежки стали безвозвратно уплывать. Новые держатели моего капитала сделают все, чтобы я тут сгнил. На них работают менты, причем как водится, главные ментовские начальники. Эта корпорация пустила щупальца повсюду, и теперь мощно идет во власть. Но, братаны, мне уже несколько лет как за полтинник перевалило, начались проблемы со здоровьем. Мне надо позарез ехать лечиться в хорошую западную клинику, иначе этот отряд пополнится еще одним убогим инвалидом. После лечения восстановительный период требуется на год, и, надеюсь, потом снова смогу взяться за наше нелегкое ремесло. За те годы, в которые меня не будет, я вношу в общак порядка миллиона зелени (Евсееч и Круглый переглянулись).

– Какая тебе нужна помощь? – спросил Евсееч.

– Мне нужно содействие. Я должен сам выкарабкаться из зоны и сам разобраться с гнидами, что сюда меня упекли. Поддержка нужна, все наверняка надо сделать: здесь, чтобы выйти без проволочек, как по писанному, там, на воле, – пару надёжных пацанов, чтобы со своими не светиться. Я не хочу использовать своих, их осталось мало, и оставили их в качестве наживки для меня, это точно. Двое смотрящих, которых я провел в совет корпорации, купились и продались, видимо обожравшись черной икры. Они же и помогли ментам угробить моих ребят: кого перестреляли, кого отослали в лагеря.

– Я понял тебя. Рассчитывай на мою подмогу, – произнес Круглый и посмотрел на Евсееча, тот кивнул. – На нашу подмогу.

– Сначала я обскажу, как я хочу отсюда выбраться. Мне надо, оставаясь якобы в зоне, выйти на волю. Потому что, если будет официально озвучен побег мой или по какой-то халявской амнистии меня освободят, в городке нашем уж точно поднимут по тревоге половину Собра, а вторая половина будет стеречь тех, к кому иду. Я уже говорил, что благодаря моим деньгам эти гниды обрели большой вес и влияние. Я вор, а не трусливый и злобный воришка и даже не озлобленный волк-одиночка. Я должен в любой ситуации выходить первым. И я придумал как их всех проучить.

В моем отряде инвалидов никто никогда не строит людей. Для прапоров это одна безногая гноящаяся масса полутел-полуобрубков, полуживых-полумертвых. Знаете же, что здесь даже шмон в полном объеме никогда не делают: сами прапора брезгают рыться в рубище гнойного инвалида, справедливо полагая, что скорее найдут туберкулезную палочку, чем запрещенные предметы. Обычно запустят солдат в отряд. И те ежатся от омерзения! Для них и здоровые зыки на одно лицо: в безликой черной робе, в одинаковых кепках, одинаково лысые и бледные. То есть чуете, куда клоню – реальна подмена. У себя в отряде я однажды обнаружил братка похожего на меня на три четверти. Мы с ним одного роста, одинаковый разрез глаз, скуластое лицо, тонкие губы. Я лишь тершее его, взрослее, опытнее. По словесному портрету его запросто повяжут вместо меня.

– Как же ты такого раскопал? У тебя все убогие калеки: хромые, косые, чахоточные! – Заржал Круглый.

– Заприметил и вырастил, – ответил Витамин. – Как мать дитя взращивал. Сейчас сами увидите. Зайка позови Антона… Все президенты имеют двойников. А мы чем хуже? У нас власти хватает, и врагов не в пример больше.

Вошедший в комнату Антон своим появлением прервал Витамина. Круглый и Евсееч жадно уперлись глазами в новоявленного двойника, отыскивая маломальский изъян. Витамин с улыбкой подошел к протеже, встал рядом и сказал, торжествуя:

– Чем мы не братья-близнецы!

– Вполне похоже, – резюмировал Евсееч.

– Ноги у тебя какие господин Антон? – Поддел Круглый.

– Покажи, – приказал Витамин.

Антон приподнял штанину правой ноги. До самого коленного сустава нога ампутирована и вместо нее встал искусно сделанный протез.

– Надо же?! – искренне подивился Круглый. – И не хромает даже.

– Протез ненашенский. Я выбрал самый лучший из того, что есть. Прежде у Антона была деревянная култышка, что незатейливо приспособили в тюремной больнице, где и оттяпали ногу. С таким-то горе-протезом и с костылями ходить было трудно. А этот импортный – как живая нога!

– Да, умеют делать хорошие вещи гады-капиталисты, – похвалил Круглый. – Наши капиталисты только воровать умеют, сукины дети!

– Но все равно, Антону пришлось хорошенько потрудится, чтобы протез встал влитую с ногой, чтобы и намека на хромоту не было. Пока он успешно косит под хромого, с костылями не расстается. Зачем тебе костыли, Антон?

– Прокурору с судьей, что засудили, воткнуть в одно место. Сначала придумали дурацкие законы, которые защищают не нас, простой люд, потом лишили свободы, потому что хотел жить по своим понятиям, а тут, в зоне, намерены были лишить и здоровья.

– Антон, по первой ходке, здорово побил двух гаишников, которые хотели развести его на крупный штраф или в лапу им сунуть, – пояснил Витамин. – Вечерами у одного поста они пускали самосвал груженный металлоломом выше бортов по участку дороги с запрещающим знаком на обгон. Мало у кого найдется терпения тащиться за самосвалом, с которого того и гляди выпадет какой-нибудь увесистый обрезок трубы. Идут на обгон – а там гаишники тормозят и разводят на хорошие деньги. Антон, различив в этой ситуации подставу, вместо штрафа врезал по ехидным ментовским мордам да так, что скулы своротил.

– Мужик стоящий! – одобрительно пробасил Евсееч. – Неужели совсем не хромает? А ну станцуй!

Антон отбил ногами чечетку, ирландскую джигу ни разу не споткнувшись.

– Молодца! Прямо как Александр Матросов! – похвалил Круглый.

– Маресьев, – поправил Евсееч. – Тот на амбразуру лег.

– Все равно герой!

– Ладно, иди, Антон, – велел Витамин и продолжил:

– Я его сразу приглядел, как в отряд он пришел. Проверил по оперчасти, приговор вдоль и поперек прочитал. Вторая ходка к нам. Статья нормальная – убийство по неосторожности. Спор у него возник на работе с начальничком. Тот был гнида. Антон сгоряча саданул кулаком в бровь. Начальничек гнилой во всем был: упал, да и скопытился, помер от кровоизлияния в мозг.

– Я смотрю, он мужик по масти. До тебя, Витамин, ему не дотянуться никогда. Сможет ли он в натуре по базару хотя бы быть похожим, – усомнился Круглый.

– Слухай дальше. Я ему не только протез за крутые бабки пристегнул. Я тут переоборудовал одно помещение в тренажерный зал, оборудование установил самое современное, лучших фирм. Хозяин меня хвалит, дескать, забочусь о несчастных калеках, якобы создал условия в первоклассном тренажерном зале делать зыком какую-то там реабилитационную гимнастику. В газете даже пропечатали, назвали вор-гуманист. Вор-гуманист! Ха-ха-ха!… Мне надо было, чтобы Антон избавился от хромоты… Он упорный. Мы составили расписание, так чтобы ни минуты не пропало даром. Я ему сразу сказал, для чего он изнуряет себя тренировками. Понятно, что прежде снова ощутить себя полноценным, но основное: подменять меня на некоторое время, пока я на воле кой-какие делишки подправляю. Чтобы он достойно выглядел, я его откармливал, как он воле не кушал. Видите какой он сейчас: лоснится от удовольствия.

Потом его натаскиваю по нашей фене, и полагаю, что он уже почти готов выступить моим двойником. В нашем арсенале еще несколько штрихов, которые он выкажет в последний момент преображения. В свою очередь, на замену Антону в здешнем поселке наметил одноногого бомжишку с костылями, грязного обросшего. Пока ходит, побирается по помойкам. Завезем его в зону. Здесь ему придется по нраву: кормежка исправная, в тепле; среди таких же бедолаг-инвалидов будет как свой. Я с ним базарил, хочешь в теплое местечко, где поить и кормить будут на халяву, вдобавок и охранять, чтобы никто кусок хлеба не отнял, братаном у нас будешь. «Хочу! Сильно хочу!» – говорит. Ха-ха-ха! Теперь дальше. У тебя, Круглый, есть прапор, надежно купленный, почти свой в доску. Под утро, когда половина караула спит, а вторая половина щурится ото сна, как слепые котята, он меня проведет через КПП. Я переоденусь солдатом-контроллером; Зайка меня загримирует – я пройду. Днем раньше завезем бродягу. Сделаем так. Я скажу хозяину, что хочу установить мощные кондиционеры в отряде. У меня в отряде лежачие, и такая вонь бывает от жары: дышать нечем. Для караула одновременно в подарок от нас, людей имущих, будет большой холодильник. Хозяин согласится. И ему перепадёт. Например цветной фотопринтер… В кузове будут три ящика. В первом будет кондиционер, во втором – холодильник, в третьем – бродяга. На ящиках лейблы типа: майд ин не наше, проверено таможней. Ящик с холодильником вскроем заранее и забьем до отказа вкусной снедью: твердокопченая колбаса, сало с дымком, цыплята-гриль, ветчина в больших квадратных жестяных банках, бананы, ананасы, кокосы, коньяк, водка, шоколад, конфеты россыпью. На досмотре дверцу холодильника откроют, и оттуда посыплется, как манна небесная, охране вкусная жратва. Вечно голодные солдаты набросятся на хавалку. Может быть, ужрутся и упьются на месте, пока другие не набегут. Наш прапор будет на досмотре въезжающей машины. Собак он отвлечет и бродягу впустит в зону. С другой стороны ворот и его, и машину мы (точнее вы) будем поджидать.

– Задумано красиво. Как бы в натуре срослось так же.

– Я с прошлой весны готовлюсь к этому. Получится! Потом, когда я выйду на волю, а здесь заместо меня останется Витамин-2, вы также захаживайте сюда, чтобы покалякать с Витамином-2, в чем-то его наставить, в чем-то помочь.

– Шнырь твой при деле?

– Он в курсе. Он универсальный шнырь… Все, что хошь, сделает. В том числе и отсасывает с удовольствием. Такой минет делает, что девкам поучиться. К тому же, как-то сам напросился поначалу, чтобы очень аккуратно очко его раздвинул, и потихоньку приучил к этому. И, представьте, братаны, потом как кошка от меня не отходил: ластится. Юбку раздобыл, косметику выпросил. Чешется у него очко, зудит; порой у меня и желания нет: я же его пользую, чтобы не закисло и не заржавело в мужском механизме. А он же так и вьется вокруг меня. Может быть, он баба и есть. У него, будь здоров, очко расширяется, и чистое такое, мягкое, ну точно бабу раком загнул. Да еще оденется как ципа московская, накраситься, очко промоет – ну точно девку имеешь. Я постепенно Антона к этому привлек. Тот поначалу чурался: грязно это мужчина мужчину. Я ему растолковал, что здесь, в зоне, блатному не западло и петуха, голубого то бишь, поиметь, не руками же плоть усмирять. А закостенеют яйца – сам полубабой станешь! Но Зайка не петух – он женщина! Пару раз я Зайку при нем оприходовал, потом и он скрытно от меня попробовал – видимо, у них как по маслу вышло, Зайка около него теперь вьется. У меня отсасывает, когда захочу. Антон молодой горячий… Хотел тебе, Круглый, Зайку отдать, потому что он и в самом деле как девица: робкий, стыдливый и беззащитный. К нему надо бережно относиться как к какой-то ненашенской ценности, а уж он тогда отплатит, и не только этим самым местом. Он у меня заместо секретаря, шнырь к тому же ловкий и понятливый, когда мою защиту чувствует. Короче, Круглый, если что-то не срастется, делайте в обратном порядке: бомжишку назад вышвырнуть, Антона на своё место вернуть. Зайку бери себе.

Популярные книги
bannerbanner