bannerbanner
logo
Войти
Скачать книгу По волчьему следуТекст
Добавить В библиотеку

По волчьему следу

Текст
Aудио
Язык: Русский
Тип: Текст
Год издания: 2024

Полная версия

Глава 11. Ночная охота

«Ночная охота тем сложна, что по природе своей человек не приспособлен к активным действиям в темное время суток. Его глаза слабы, как и нюх, и слух. А потому для успешной охоты стоит обратить свой взор на вспомогательное снаряжение, которое…»

«Охотничий вестник», статья об особенностях ночной охоты

Место это мне не нравилось.

Забор.

И еще один.

Колючая проволока. Я видела такие заборы с ровными кольцами колючки там, по ту сторону границы, как и людей, которых держали за заборами да колючкой. И теперь не могла отделаться от ощущения, что снова оказалась там.

Собаки.

Голоса их хриплые раздаются откуда-то сбоку. И Девочка поднимает уши, скалится, готовая ответь на вызов. Кобели свирепы настолько, что присутствие зверя их не пугает. А может, здесь, за забором, слишком много людей и запахов, вот и теряется среди них тот, по-настоящему опасный.

Я хлопаю по ноге, и Девочка успокаивается.

В конце концов, она знает, что сильнее любого пса. Да и они при встрече поймут.

Мы идем. За человеком, который суетлив и нервозен. От него плохо пахнет, настолько, что я сама кривлюсь, отворачиваясь, отступаю, стараясь пристроиться за Бекшеевым. Этот человек болен. Знает ли о том?

Понятия не имею.

В какой-то момент отстает, отступает Тихоня, подав знак, что он осмотрится. Пускай. Надеюсь, не пристрелят за лишнее любопытство.

За заборами чисто. И эта неестественная чистота, с ровно выстриженной травой, с идеальными дорожками, присыпанными желтым песочком, вновь же кажется мне опасной.

Дома.

Низкие бараки. Один получше, каменный, с черепитчатой крышей. Три – деревянные и глухие. Эти потемнели, крайний даже покосился, грозя обвалиться.

– Там раньше контингент содержали, – поясняет сопровождающий, хотя его никто не спрашивал. – Ныне никто не живет. Хотя приказа ликвидировать не было.

Это было сказано равнодушно.

А я… меня резануло это равнодушие. Показалось вдруг, что о ликвидации контингента, поступи подобный приказ, он говорил бы столь же спокойно, как о деле неприятном, но необходимом.

Я сглатываю вязкую слюну.

Это игры разума. Голос прошлого. И мозгоправ ведь когда-то предупреждал, что прошлое на самом деле никуда не уходит, что оно живет в нас, там, глубоко внутри, а потом проявляется, даже когда о том не просят. Особенно, когда не просят и не ждут.

За бараками – домики. Явно поставленные не сейчас, но обновленные. Аккуратные, как все здесь. Почти одинаковые. И темно-зеленая краска, которой они выкрашены, лишь усугубляет сходство.

– Жилье для офицеров. Раньше жили по четверо, но после частичного расформирования части Ермолай Васильевич счел возможным…

И голос его мне не нравится.

И сам он.

И главное, я пытаюсь понять причину этой вот неприязни, прежде мне не свойственной, но не могу. К счастью, нас передают в руки тому самому Ермолаю Васильевичу.

Бахтин.

Его фамилия Бахтин. Об этом говорит бронзовая табличка на дверях. Да и на столе вторая, поставленная, верно, для тех, кто первую не прочел. Он высок. Широкоплеч. Не стар, но и не молод. Благородная седина тронула виски, придав толику импозантности. И подумалось, что женщинам он должен нравится.

Наверняка.

А еще он лжец. Он улыбается и руку пожимает Бекшееву, делая вид, что несказанно рад его приезду. И выбравшись из-за стола, трясет мою, к счастью, целовать не пытается. Он бы и Девочку за ухом почесал, но та предусмотрительно оскалилась.

– Роскошный зверь! – восхищается Бахтин. – Чья разработка?

– Авторская, – Бекшеев отвечает за меня и чуть щурится.

– Видно… да, видно… простите за любопытство, но весьма интересуюсь данной темой. Прежде у нас имелась парочка зверей. Держали для охраны… контингент у нас был весьма беспокойный.

– Вы о военнопленных?

– Контингент, – с нажимом повторил Бахтин. – Мы привыкли называть их так… наши звери попроще были. Да и показали себя весьма ненадежными… года три-четыре и все, конец. С учетом того, сколько энергии необходимо потратить, я склонен согласиться с теми, кто говорит о тупиковом пути данной ветви магической науки…

Он и сам маг.

Неслабый, да. И странно, что его, такого замечательного, наверняка родовитого – надо будет у Бекшеева поинтересоваться, он точно скажет – заперли в этой глуши.

– Впрочем, пожалуй, сейчас я даже рад… да, да… признаться, когда этот олух Шапошников позвонил и сказал…

Бахтин говорит как-то слишком уж громко. И в голосе слышна радость. Тоже фальшивая, как это место.

– …я не поверил своей удаче. А теперь понимаю, что мне повезло куда больше, чем я надеялся… вы отужинаете? Изысков не обещаю, все же местные повара…

– Дело, – оборвал Бекшеев. – Что случилось?

– Говоря по правде… не сказать, чтобы что-то так уж важное. Хотя, конечно, инцидент пренеприятный, но время от времени подобное везде происходит. Солдат сбежал.

Бахтин перестраивается быстро.

А ведь чин у него полковничий, полновесный. И тем непонятнее…

– Когда?

– А кто ж его знает… – Бахтин развел руками. – Вечером заступил на пост. Утром…

– Один?

По тени, что мелькнула на лице Бахтина, понимаю, что не один.

– Где его напарник?

– Убит, – он не сразу решается ответить.

– То есть, ваш служащий не просто покинул пост, но и совершил… убийство?

Молчание.

Тягучее.

И взгляд у Бахтина недобрый, давящий. И кто бы другой, может, испугался бы. Взгляда ли. Чинов ли. Сизого этого мундирчика. Связей, которые наверняка имелись. Кто бы другой.

Не Бекшеев.

Он подходит к стулу и садится, вытягивает ногу и говорит:

– Ермолай Васильевич, давайте начистоту. Мне мало интересно, чем вы тут занимаетесь. Как мало интересна подковерная возня. Кто-то лишится чина, если не пойдет под трибунал, кто-то, напротив, поднимется, воспользовавшись ситуацией. Я все понимаю. Это жизнь.

Я встаю у стенки, прикрывая глаза.

– Меня прислали сюда расследовать убийство. Три убийства, а возможно, что и куда больше. Скорее всего больше, но пока достоверно можно сказать о трех. И не факт, что ваш солдатик исчез сам… вполне возможно, он стал очередной жертвой.

Бахтин чуть прищурился.

Ну да.

Жертва коварного убийцы – это куда приятнее, чем убийца и дезертир. За дезертирство солдатика и Бахтину не поздоровиться. А с жертвы какой спрос? Разве что выговор влепят и потребуют караулы усилить.

Но…

– Два вариант, – продолжил Бекшеев. – Мы сотрудничаем. И вы даете разрешение своим подчиненным говорить со мной и моими людьми.

Я молчу, поглаживая голову Девочки.

– В этом случае, к чему бы я ни пришел, вы получаете полную информацию…

А с ней возможность эту информацию использовать так, как выгодно самому Бахтину.

– А во втором случае?

– Во втором я не стану тратить на вас время. Но если придет запрос… просьба подтвердить или опровергнуть причастность серийного убийцы к смерти вашего подчиненного, я честно отвечу, что не обладаю нужной информацией.

– Ваши люди…

– Не привыкли болтать лишнего. Но вопросы будут задавать неприятные. И еще. В любом случае подготовьте пару человек из тех, кто знает окрестности. Попробуем взять след.

– Пробовали уже, – Бахтин опустился в кресло.

Дубовое.

С кожаной обивкой. И кожа темно-красная, словно кровью пропитанная. Нет, этот человек мне тоже не нравится. Хотя не редкость.

– Он чем-то следы посыпал, собаки чихают. Вряд ли ваш зверь сможет…

– Посмотрим. Зверь или человек, но попробовать стоит. А вы пока подумайте…


…в сопровождение нам дали троих солдат и того самого Новинского, который успел переодеться. Ныне вместо формы на нем были серые, покрытые пятнами и разводами штаны да такая же куртка.

Табельный пистолет.

Обрез через плечо.

Перчатки. Нож на поясе.

А еще на темнеющую вдали кромку леса человек глядел спокойно и даже с предвкушением. Солдаты же боялись. И не понять, леса ли, Новинского ли.

А может нас с Девочкой?

Или Тихони, что появился рядом, вынырнув из тени.

И снова ворота.

Вторые.

Забор…

И ветер доносит смешанные запахи, среди которых четко улавливаю один – слабый аромат крови. Девочка тоже его чует и волнуется. Мы вдвоем поворачиваем. Идем. Мимо забора. Рядом с забором. Даже, пожалуй, слишком близко, будто те, кто стоял в карауле, кто совершал обход, боялись отступить от этого забора даже на шаг. Цепочки их следов остались на земле. И если так, то парни должны были плечами о забор тереться.

Я останавливаюсь.

Прикипаю к стене, втягивая запахи. Так и есть. И не только эти двое, вещи которых нам выдали по приказу Бахтина. Остальные не лучше. И тропка, ими протоптанная, жмется к ограде.

– Так должно быть? – Бекшеев тоже замечает эту странность.

– Это… – Новинский оборачивается на солдат, что привычно жмутся к забору. – Это все глупость и суеверия. Наслушались… контингент у нас был… своеобразный. Сочинили историю…

Мы останавливаемся.

И я позволяю себе измениться чуть больше. Это уже почти и не больно. Только краски гаснут. А очертания предметов делаются резче.

Яснее.

И я вижу серое небо. Белый кругляш луны, что уже зависла на небе, по-весеннему торопливая, не дождавшаяся заката. Хотя солнце почти долетело до земли. Лес… лес не так и далеко, если подумать. Нет, пространство между ним и оградой вычищено. Да и на вышках один за другим загораются прожектора. Они скользят по выглаженной, выровненной земле, ощупывая её со всем возможным прилежанием.

Только люди все одно боятся.

Чего?

– Что за история? – Бекшеев отступает, позволяя нам с Девочкой пройти вперед. И мы идем. Не спешим, нет. Крадемся, подбирая оброненные следы. Их много, а потому действовать приходится аккуратно, чтобы не ошибиться.

Читаем по следам прошлое.

Двое.

Идут. Ступают гуськом. Пропавший впереди, а его напарник – Евтухов – вторым номером. Он чуть подволакивает ногу. Хромает? Натер? Или же подрался?

Тело в части. И взглянуть нам позволят, а вот увезти для полноценного вскрытия – нет. Бахтин не видит в этом смысла. А может, просто не хочет, чтобы маленькие местные тайны выходили на свет божий.

Его право.

Бекшеев тело не оставит, если это и вправду по нашей части. Но спорить пока не видит смысла. Да и я… этот мальчишка хромал, но пытался не отставать от напарника.

Расстояние между следами большое. Так бывает, когда люди спешат. Шаг становится шире.

– Обычная глупость… дух леса, который…

Голос Новинского стихает. Он не хочет говорить об этом духе. И не потому, что это глупость. Наоборот. Он в него тоже верит.

Пусть и подспудно.

Он сам себе не признается, но нюх не обманешь. Как и собственное тело, которое чует опасность и подбирается, готовое бить или бежать.

Бить.

Или все-таки…

Девочка коротко рыкнула. И солдатики от звука этого замерли, а в руку Новинского прыгнул пистолет, и вовсе не из поясной кобуры.

Значит, и скрытым оружием не брезгует.

– Здесь, – я уже понимала Девочку более-менее ясно. И сама присела, а потом и вовсе опустилась на колени. Расставила руки, наклонилась к земле, что сохранила запахи.

Крови.

Всего пара капель. И их пытались скрыть, спрятать. Кто бы ни пришел к этой стене, он знал правила игры. Более того, он был опытным игроком, а потому не побрезговал смесью табака и перца, которая наверняка отшибла нюх у обычных собак.

Девочка тоже вот чихнула.

И рявкнула уже возмущенно. Ничего, мы справимся. Но запах крови, как и след её, не перекрыть табаком.

– Здесь он убил, – сказала я, голос звучал надсадно. – Подошел сзади…

Я обернулась.

И люди попятились. Кроме Бекшеева. Он привык уже. Впрочем, он и прежде меня не особо боялся, скорее наоборот, инаковость влекла его, как ребенка.

Сейчас Бекшеев уставился на траву, явно раздумывая, стоит ли искать следы.

Не стоит.

Все, что можно, затоптали. Тут ведь сперва смена подошла, потом, обнаружив труп… хотя… я оглянулась.

Тот, кто сюда приходил, не стал бы бросать труп. Не здесь. Забор рядом. Вышки. Прожектора. Кто-то явно бы заметил неладное…

И что-то этакое пришло в голову Бекшеева.

– Когда обнаружили, что их нет?

Ко мне подобрался Тихоня и тоже присел, вглядываясь в вытоптанную тропинку. Он поднял одну былинку.

Другую.

Понюхал и выбросил. Повернулся влево. Вправо. А потом так, как сидел, на корточках, сдвинулся чуть в сторону.

– Утром… когда пришло время сменяться, – Новинский смотрел за действиями Тихони, который описал полукруг.

– Они ведь должны были выходить на связь?

– Должны, но… – Новинский замялся, явно имея, что сказать, но не зная, можно ли. – Вчера пуск был… на всю ночь. Связь и накрыло. Да и в целом… возмущения поля таковы, что… в общем, по протоколу смена была утром.

Связь?

Возмущения?

Что за дрянь тут творится?

– И что за пуск?

– Боюсь, – Новинский принял решение. – Не в моей компетенции… вам нужно получить допуск и тогда…

Он развел руками, словно извиняясь.

– А на вышках? Почему не заметили, что караульных нет.

– Никого не было на вышках, – Новинский вздохнул. – Согласно протоколу во время запуска необходима изоляция личного состава, находящегося внутри рабочего периметра, во избежание негативного влияния излучения.

– А те, которые…

– Поле не выходит за периметр внутренней ограды. Протокол работает давно. И сбоев не было.

А Тихоня растворился во тьме.

– Прожектора работали?

– Нет, – произнес Новинский не сразу. И нахмурился. – Они и вправду… поле таково, что… В самый первый раз… вам лучше поговорить…

– Поговорю, – пообещал Бекшеев тем самым добрым тоном, который я распрекрасно знала. – Всенепременно… то есть, вчера часовых не было. Прожектора не работали. Личный состав находился… в казарме?

– Да.

– А снаружи была… сколько? Пара часовых?

– Двадцать четыре, – Новинский морщился. – На каждом участке по двое… расставлены так, чтобы находится в поле зрения друг друга.

Только двое исчезли.

Точнее один исчез, а второй убит.

– Ночь ясной была! Луна почти полная. Звезды. И фонари у них были! Масляные. Поле дает сбои, но масляные фонари горят нормально! И личное оружие!

Он оправдывался, этот человек.

Вот только не перед нами. Перед собой. А это всегда сложнее.

Глава 12. След

«Бибиковские борзые особенно распространены среди охотников Тульской губернии и пошли они от заводчика Назимова. Ростом эти борзые некрупны и даже, можно сказать, мелки. Окрас всех маетен, за исключением черного. Псовина их также разного характера вплоть до жесткой, стоящей ежом, и вообще на ощупь очень груба и не густа. Голова определенного типа не имеет. Глаз небольшой и разных оттенков. Кость и колодка довольно прочные. Вообще эти собаки по внешнему виду неприглядны, но весьма резвы и особенно злобны в поле».[2]

«Очерки истории русской борзой»

Тихоня растворился.

Бекшеев и забыл, что люди так умеют. И вроде вот, прожектора, которые рассекают ночь. Да и ночь еще не ночь, так сумерки. Ограда. Тропа. Поле гладкое, чистое. На таком не укрыться, но шаг в сторону и Тихоня исчез.

А потом появился вдруг за спиной того из солдат, который шел последним. И накрыл ладонью его лицо, а второй рукой ткнул куда-то под ребра. И солдат только дернулся, а потом беззвучно лег на траву.

– Так он сделал, – сказал Тихоня, отступая.

– Стоять! – заорал Новинский, нелепо взмахивая руками, пытаясь одернуть двух других солдатиков, что потянулись к оружию. – Чего ты творишь, твою…

– Следственный эксперимент, – ответил за Тихоню Бекшеев. – Небольшой. Почему по двое? Если память не отшибло, то часовой должен быть один. И почему вообще здесь? – Тихоня указал на стену. – Часовые осуществляют охрану объектов путём патрулирования между внешним и внутренним ограждениями. Так должно быть!

– У нас свой протокол, – Новинский убрал оружие.

– А разводящий? Почему он не обнаружил пропажу часовых? – Тихоня наклонился и похлопал лежащего солдатика по щекам. – И остальные? Соседние посты?

Молчание.

И ответ очевиден.

Ночь. И темнота. Лес вдали. Стена и запертые ворота. Разводящий… разводящий наверняка остался там, у ворот, на пункте пропуска. Что до остальных, тут сложнее.

Бекшеев потер переносицу.

Люди явно старались держаться поближе к ограде. Знали ли они об эксперименте? Вот, к слову, почему начальник гарнизона ни словом о нем не обмолвился? Не мог же не понимать, что вопросы возникнут.

Неудобные.

Нехорошие.

Или время тянул?

Он ведь на что рассчитывал? Не на появление Бекшеева. Скорее уж на то, что Шапошников поможет организовать поиски… или их видимость? Второе вернее. Информацию передадут на ближайшие станции. Проведут проверку по месту регистрации беглого солдатика.

Да и признают сгинувшим без вести.

А тут вот Бекшеев.

С инициативой.

Зимой и зверем, который может-таки след взять.

Наверняка любезный Ермолай Васильевич в данный момент отчаянно пытается согласовать действия. И понять, что именно говорить можно, а о чем – не след.

Ладно.

Дело пока в ином. В локальном. Ночь. Неизвестный эксперимент. Запертые ворота. Начальство, которое само за пределы поста носу не высунет. Тут ведь часть закрытая, наверняка все и всё про всех знают. И про то, кто разводящим пойдет. И как он вести себя станет.

И соответственно, как вести себя им, тем, кому выпало в караул идти.

А потому, раз начальство отдыхает, то и часовым не грех немного…

– И замена не проводилась, так? – Тихоня помог солдатику подняться. – Каждые два часа? Отдых и все остальное…

– Послушайте! – голос Новинского дал петуха, и потом он спохватился, взял себя в руки, ответил мрачно. – Я же говорю, у нас свой протокол. И в нем есть ряд… особенностей.

Которые стоили жизни двоим.

Почему-то Бекшееву не верилось, что паренек сбежал. Да и…

– Выясним, – пообещал он Тихоне, а тот кивнул, мол, верю. И сказал:

– Тот, кто сюда явился, наверняка знал о ваших порядках.

– Невозможно, – Новинский сказал это со всей убежденностью.

– Почему?

– Потому что мы сами не знаем, когда будет очередной запуск. Приходит распоряжение. Всегда извне. Вводится особое положение. Начинает действовать третий протокол. Вчера… точнее вообще позавчера, если так, то за два часа до начала пришло распоряжение. Даже если в части и был кто-то… кто-то, кто мог проявлять интерес к испытаниям… хотя глупость, зачем ему тогда убивать часовых? Нет…

А ведь и он сказал «убивать часовых», следовательно, и сам не верит, что парнишка жив.

– Значит, – Тихоня перекатился с пятки на носок. – Значит, он наблюдал… и давно. Вы ведь как-то объявляете? Для всех. Не каждому же служащему в отдельности.

– Да, – чуть подумав, ответил Новинский. – Сигнал есть.

– И слышен извне?

– Полагаю, что да… можно провести исследования.

– Проведете, – Тихоня переглянулся с Зимой. И произнес: – Он тут бывал. Он знал, что после сигнала вырубают прожектора. И что часовые будут вовне. И просто не удержался… случай больно удобный.

– Соглашусь, – Зима стояла, касаясь кончиками пальцев головы зверя.

– Луна… тучи ведь были?

– Не знаю, – признался Новинский. – Мне казалось, что вроде небо ясное. В сводках ясное значится…

– Были, – подал голос солдат. – Я… глядел. Примета такая, что если ясное, то жара будет. Я и глядел. А там тучи. Реденькие, но все же ж…

Все достаточно, чтобы света и без того слабого, стало еще меньше.

– Я… пойду, – Зима толкнула Девочку, и зубастая тварь послушно склонила голову к земле. Чихнула раз… другой…

Удобный случай?

Тогда откуда эта смесь перца и табака? Носил с собой? Сомнительно.

Случай случаем…

– З-зверюга, – слегка запинаясь, произнес солдатик. И перекрестился, широко так, искренне. Новинский спешно отвернулся, сделав вид, что не замечает.

– Тут бы еще эксперимент провесть, – сказал Тихоня, глядя на солдат презадумчиво. – Да, боюсь, не выйдет… ждать будут… ладно, другим разом.

И прозвучало обещанием.

– Возвращайтесь, – Новинский махнул рукой, и солдатики вздохнули с облегчением. Причем все трое. – Скажете, я распорядился.

И добавил чуть тише.

– Толку-то от них никакого… еще друг друга со страху постреляют.

И в этом была своя правда.

А из сумрака донесся протяжный свист. И это было знаком.

– Идем, – Бекшеев вцепился в трость, надеясь, что поле не только выглядит ровным.

Было бы обидно упасть.

Тихоня возник рядом и под руку подхватил.

– Между прочим, ваша матушка, – сказал он очень тихо. – Просила передать, что если вам вздумается помереть от перенапряжения, то на похороны она не явится. Дел у неё много.

– Это… конечно, аргумент, – согласился Бекшеев. – И не надо меня тащить! Я не настолько беспомощный…

Кто б ему еще поверил.


Зима стояла на поле.

Здесь трава уже поднялась, пусть и не вымахав до пояса, но всяко была выше, чем там, у стены. И укрыться в ней мог бы и зверь, и человек.

– Тут, – сказала она, указывая на мятое пятно.

– Кабаны порой приходят, – Новинский на пятно смотрел без энтузиазма. – На границе их немеряно развелось. Еще косули, лоси… наши порой стреляют, но особо без толку. Зверье тут дикое. Непуганое.

– Не кабан, – Зима коснулась земли пальцами. – Пахнет той же смесью. А еще…

В темноте её зубы были белее белого.

– Еще он волчью траву использовал.

– И что это значит? – задал вопрос Новинский.

– Волчья трава не просто отшибает нюх. Она собак пугает, – пояснил Тихоня. – А вот волков наоборот, приваживает, что кошачья мята кошек. Та еще погань… сыпани горстку такой на поле, где соседские овцы пасутся, так и всех повырежут.

– Сказки это…

– Правда, сладить с волчьей травой не каждому дано. Её надо брать на особый день, да по первой росе, да сушить, да растирать, да слово заговаривать… мне дед еще сказывал, что если взять эту траву и сказать правильное слово…

Тихоня сделал паузу, и Бекшеев ощутил, что по спине бегут мурашки.

– …можно волков привадить да заставить слушаться. От как собак. Даже крепче… и тогда появится в округе Волчий пастырь…

– Тьфу на тебя! – Новинский сплюнул в траву. – Еще этих баек нам и не хватало. И так… в головах мусор всякий. А теперь и вовсе не выгнать будет.

– Это не байка, – Тихоня взял горсть земли и поднес к носу, чихнул. – Мой дед от умел. И мне показывал… правда, давненько. И не помню я уж ничего-то толком.

Он поднялся и отряхнул руки.

– Волков в округе, верно, много?

– Так и дичи хватает, – возразил Новинский. – А где дичь, там и волки.

Верно.

Где дичь…

И могли ли солдатики считаться дичью? Если и так, то наверняка не легкою. Вон, в городе-то людишек куда как больше. Пусть поползли слухи, но пока робкие, размытые, таким не верят.

А взять кого из городских проще, чем тут вот.

Бекшеев подошел к лежке.

Повернулся.

Забор виден, он кажется далеким, но это иллюзия. Если в траве залечь… по траве пробираться. Он прикрыл глаза, потянулся к дару. Мало. Информации для полноценного анализа не хватает, да и дар отзывается крайне неохотно.

Но да.

Кто бы ни был, он приходил сюда не раз и не два. Специально? Следил за частью? Зачем? Собирался проникнуть внутрь, чтобы выяснить, что же такого скрывают?

Эту мысль Бекшеев отмел.

Для шпиона вся эта лишняя суета скорее вредна. И убивать он не стал бы. Разве что патруль сам бы на него наткнулся. Но солдатики от стены не отходили.

Так что…

Кто-то приходил. Смотрел. Наблюдал. Явно не раз и не два, хотя лежка и не выглядит слишком уж старой. Стало быть, имелись и другие. Логично. Он выбирал, где можно подойти поближе…

– С севера река, – Новинский, кажется, пришел к тем же выводам. – Там местность такая, болотистая. И лес тоже низкий, редкий. А тут вон…

Смотрел.

И когда решил, что время пришло…

Для чего?

Или действительно не удержался?

Зима чихнула и сказала:

– Идем или и дальше думать будешь?

– Идем, – решился Бекшеев.

Тот, кто приходил, или из местных, или очень долго живет здесь. Он знает лес. И знает округу. Что это дает? Пока ничего.

– Может… – Новинский чуть замялся. – До утра? Темень же.

Говорил он это уже в спину.


След.

Бекшеев надеялся, что след этот есть, что Зима видит что-то. Впрочем, иногда и Тихоня останавливался, отступал, склонялся над тропой, чтобы поднять какой-нибудь лист или траву. Находки он подносил к носу, однажды и вовсе нижнюю губу помазал и закусил.

– Дерьмо, – сказал он после.

И Бекшеев понадеялся, что это просто образно.

В какой-то момент дорогу пересек ручей. Бекшеев его и не увидел бы, но Тихоня, шедший рядом, перехватил за руку и сказал:

Популярные книги
bannerbanner