bannerbanner
logo
Войти
Скачать книгу ПтицеедТекст
Добавить В библиотеку

Птицеед

Текст
Aудио
Язык: Русский
Тип: Текст
Издательство: SelfPub
Год издания: 2024

Полная версия

Cерия «Птицы и солнцесветы»
Все книги серии

– Что стряслось? – Из-за того, что я не выспался, настроение у меня было как у медведя с больным зубом. Хотелось кого-нибудь сожрать.

– Кто-то использовал магию, – поведал мне Капитан. Не сказать, что он выглядел обеспокоенным. Впрочем, он не выглядит обеспокоенным, даже когда кто-то прижимает ствол пистолета к его затылку.

Я с невысказанным вопросом повернулся к Болохову. Росс провёл по пшеничным усам, подкрутил пальцами кончики и глухо пояснил:

– Перламутровая ветвь.

Все носители магии, каждый колдун, обладает той или иной гранью дара. Их принято называть ветвями и классифицировать по цветам, оттенкам или материалам.

Было глупо спрашивать у Болохова: «Ты уверен?» Он не ошибается.

За всю свою жизнь я был знаком лишь с одним таким носителем магии.

Одной.

Потому сказал:

– Перламутровые колдуны большая редкость. Сколько таких в Айурэ?

Капитан, наш великий всезнайка, задумчиво протянул:

– Один служит лорду-командующему и еще… несколько – Домам. Но сейчас армейские корпуса Грачей и Журавлей в Иле. Вероятно, в каком-то из них был такой маг.

Экая недосказанность. Капитан тактично умалчивает, что армейские корпуса этих Домов попали в переплёт, когда ломали ульи, не добились своего и теперь, разодранные в хлам, отступают, сами не знают куда, надеясь добраться до Шельфа.

Я устало потёр глаза, в которые словно песка насыпали:

– Возможно. Хотя и очень сомнительно. И?.. Нам какой толк от этого? Мы же всегда сами по себе.

– Антон говорит, что там растеклась кровь и надо подтвердить возможную смерть мага.

Я не хотел никуда ехать:

– Колдун Перламутровой ветви погиб? Серьёзно, Капитан? Это только если на него одновременно напала стая жеребят. А еще толпа мечтателей. И кто-нибудь из мозготрясов. А мы слишком близко к границе, здесь такие твари в подобном количестве не водятся. Не мне тебе рассказывать.

– Надо подтвердить, Медуница. – Он был любезно-настойчив. Грубо говоря, на нашего Капитана как залезешь, так и слезешь.

Я пощёлкал языком, посмотрел на всех них с едва скрытым раздражением. Право, нет худшего человека на свете, чем я, когда не высыпаюсь. В Иле мы давно, и за время путешествия сна у меня было катастрофически мало. Приходилось приглядывать за безопасностью отряда (с переменным успехом).

– Я, признаюсь, плохо соображаю, Капитан. Но понимаю, что если что-то убило колдуна, то это что-то может прихлопнуть и нас. Это первое. Второе же куда более существенно – Болохов не может использовать свои способности, если отряд наших разведчиков прижмут. Мы только что насытили цветок кровью того бедолаги, если потратим эту силу, то второй раз зарядить его не получится, даже если прибить Колченогого. Мы тут застрянем неясно на какой срок. Со всеми вытекающими последствиями.

– Не надо прописных истин, – с пренебрежением попросил росс.

Голова мягко кашлянул в кулак:

– Перламутровая ветвь – это всегда государственные служащие. Первая категория в табели полезных людей города. Они как ведущие учёные, генералы…

Я вздохнул, понимая, куда он клонит:

– Да-да. Ты на службе у лорда-командующего и не можешь проигнорировать такие новости. Особенно если кто-то из подобных людей попал в беду в Иле. По возвращении в город тебе придется доложить, и, если мы откажемся помочь, у нас будут неприятности.

Голова немного виновато развёл руками. Мол, простите, но здесь я не властен над законом.

– С нас семь шкур спустят в Фогельфедере, – пояснил Капитан, раз уж я пожаловался на то, что мои мозги с недосыпа плохо варят. Хотя и без него знал, что тайная служба лорда-командующего те ещё задницы. Проблем на наши плечи ляжет действительно много. – Если колдун мёртв, надо осмотреть тело. Если жив – узнать, не нужна ли наша помощь.

Перевожу сказанное на более понятный язык: если там мертвец, то недурно бы разжиться его личной руной и, возможно, не до конца разряженным солнцесветом. Если жив и мы поможем – это плюс «Соломенным плащам». Сильные мира сего не всегда склонны забывать добрые поступки.

– Как далеко отсюда? – с неохотой спросил я у Болохова.

Тот достал компас, поднял бронзовую крышку, наблюдая за капелькой крови, беснующейся под стеклом, возле буквы N.

– Полчаса. Или минут сорок на лошадях. Чётко на север.

Я подумал, прикинул.

– Это за Шайлестом. Ворота, полагаю. Что? В них полезем?

Ощущаете, как я горю энтузиазмом? Видела бы меня Элфи, обязательно сказала бы, что я веду себя как настоящий бука. И я бы ничего не смог ей возразить.

Бука и есть.

– Ты просто доведи, мы не пройдём мимо колдуна, пока след его волшебства остаётся.

Угу. Я ощущаю Ил и веду спутников так, чтобы он не трогал людей, не проникал в них какое-то время.

– Мы можем никого не найти на кладбище. Там твой компас бесполезен.

– Попытайтесь. – Проклятущий Капитан легко раздаёт наставления. Ему-то что? Когда мы уедем, отправится на боковую.

– Ну хорошо, – сдался я, ибо спорить всё равно бессмысленно. Проще убедить Светозарного стать паинькой, чем нашего командира свернуть с намеченного пути. – Давай попробуем. Я, Болохов, Голова. Кто ещё?

Капитан подумал:

– Колченогий и Сычик не спят. Пятерых достаточно?

– Да.

– Толстая Мамочка, – сказала Толстая Мамочка.

– Нет, – отмёл я кандидатуру килли. – Внутрь мы тебя не протащим.

Капитан одобрил, сказав нам всем:

– Туда и обратно. Не задерживайтесь. Если что-то опасное, плюйте на колдуна, я отвечу перед Фогельфедером. Болохов старший.

Мы с колдуном посмотрели друг на друга. В его ярко-голубых глазах промелькнуло нечто похожее на вопросительную насмешку. Раньше старшим назначали меня, потому что Ил – знакомая мне территория.

– Болохов старший, – без проблем признал я. – Во всем, кроме дорог и путей, которыми я веду отряд. И если говорю «стоп», все стоят. Или бегут, когда я кричу «караул!».

Росс лишь опустил веки, соглашаясь. Как бы он меня ни не любил, понимает, что я никогда не шучу и никогда не преувеличиваю опасности этого места.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕМНОГО КОБАЛЬТА

Шайлест мы обошли кружным путём.

Люди – самые оптимистичные существа во вселенной. В них живёт глупая надежда даже если следует изжить её трезвым разумом. В истории человечества был краткий период, когда Ил сочли пригодным для того, чтобы строить тут города. Лет сто, аккурат между победой над Птицами и спятившими Светозарными, мы лезли в Ил толпами, уходя всё дальше и дальше в него.

Результаты вышли плачевными, а города оказались заброшены. Так они и стоят до сих пор. Ну… те из них, что не сгорели в дни, когда бывшие соратники Когтеточки устроили грызню из-за права владеть рунами друг друга.

Ил – дурное место. А города в Иле – того хуже. Они существуют вне времени, не разрушаясь под ветром и дождями. Те, кто вползли в них, опасны. Тот же Хоффнунг, находящийся где-то за пределами всех троп, стал приютом Комариного Пастуха, одного из самых сильных Светозарных.

Шайлест – старая деревня, место отдыха для первых из тех, кто приходил сюда искать булыжники. Она слишком близко к Шельфу, чтобы в ней завёлся кто-то крупнее мозготряса, но это не повод рисковать здоровьем. Именно поэтому мы предпочли держаться подальше от заброшенного поселения.

Я повёл отряд через Седотравные поля так, что над лесом был виден лишь трёхгранный шпиль выжженной осквернённой церкви Рут – чёрный и зловещий.

Когда мы добрались до Ворот, Болохов извлёк компас, сверился с каплей крови, одобрительно кивнул.

– Здесь.

Я обвёл рукой открывающееся пространство:

– Мне бы побольше конкретики.

Ворота – овальное озеро, расположенное в гигантской природной воронке, примерно с четверть лиги длиной. Вода в нём карминовая, с белой кромкой острой соли вдоль галечного берега. Над озером, никогда не поднимаясь выше чем на полфута, часто висит густая сметана тумана, что делает это место ещё более нереальным, я даже сказал бы – жутким. Особенно если посмотреть на противоположную сторону, где мрачными исполинами торчат створки. Всего восемь. Каждая – это три бревна, сложенных в форме росской буквы «П».

Мы называем их вратами. Кто это здесь построил – неизвестно. Слишком много времени прошло с эпохи славных дел Когтеточки. Раньше врат было гораздо больше, но вода, соль, ветер, дожди подточили древесину. Теперь обломки лежали в озере, похожие на кости огромной ящерицы, покрытые белыми кристаллами соли.

– Интересно. – Голова по привычке поправил очки.

Он рослый и грузный, с бульдожьим лицом и пронзительными маленькими глазами. Порой мне кажется, что своим взглядом Тим Клеве из младшей ветви дома Пеликана, может заколачивать в стену гвозди.

Или людей.

«Голова» он потому, что умный, работает в университете и таскает в памяти архив библиотеки. Мой товарищ – птица иного, более высокого полёта, чем я. Никакого раздолбайства, никакого пренебрежения к сильным мира сего. Постоянная работа, уважение в обществе, карьера и всё такое.

Я как-то сказал ему, что за всей этой наукой, ботаникой и историей города он не видит настоящей жизни людей. На что мне резонно заметили, что «настоящая жизнь людей» – это всего лишь склад человеческих пороков и преимущественно смотреть там совершенно не на что. Мол, в книгах гораздо больше занимательного.

Как он женился-то при таком отношении – вообще загадка. Мою иронию Тим обычно воспринимает с каменным лицом, а реагирует на весёлые шутки только в качестве очень значительного одолжения и только из-за наших давних приятельских отношений.

Голова может быть вежливым, когда захочет.

– Они все рабочие? – Он смотрел на восемь П-образных врат.

– Слишком жирно берёшь. – Болохов следил за стрелкой компаса. – Вторые, третьи и шестые пока работают. Нам нужны последние.

– Третьи тоже уснули, – сообщил я и на невысказанный вопрос легко пожал плечами. – Ходил туда два года назад.

То, что я блуждал по Илу без отряда, не является секретом. Я свободный человек и связан с ними лишь приглашением Капитана.

Мои спутники остались достаточно учтивы, чтобы не спрашивать, что я искал на кладбище Храбрых людей5.

Вблизи врата выглядели плачевно: алая краска облезла, отслаиваясь целыми пластами. Вода сильно подточила опоры, кристаллы соли, каждый величиной с палец взрослого мужчины, фунтами веса взбирались вверх, к перекладинам, желая их оторвать и обрушить в озеро.

– Жалкое зрелище, – пробормотал Колченогий. – Они не меняются.

– С чего бы им меняться? – Я проявил искреннее любопытство. – Им пять веков. Проживёшь столько же, поверь, тебе будет плевать на мнение всяких Колченогих. Ну, а если ты ждешь, что появится кто-то из Светозарных с молотком, пилой и гвоздями, да всё починит, то я не уверен в их плотницком мастерстве.

– Нет уж. Пусть эти хрены сидят в глубине и не лезут сюда. Чихать я хотел на врата.

Мы остановились у шестого проёма, спешились, и Болохов, как командир, сказал:

– Сычик, ты с лошадьми. Жди три часа. Если не вернёмся, разворачивайся. Животных оставишь здесь.

Сычик – седобородый пожилой старикан, сильный, точно тридцатилетний, даже не счёл нужным ответить. Я, как и остальные, вытащил из чехла у седла короткое кавалерийское ружьё, раскрутил валик соломенного плаща, накинул его на плечи, затягивая на груди верёвочные завязки. Солома пахла прелостью, поздней осенью и моим потом. Не сказать, что я люблю эту одежду, но, как говорится, даже Когтеточка терпел и нам велел.

И мы вошли во врата.

Ил мягкими ладонями надавил на уши. Несильно, но неприятно, когда мы переместились в его куда более дальнюю от Шельфа часть.

Основная часть тех, кто живет в огромной столице Айурэ, существуют в паре дней езды от дороги к Илу, но знают о нём не больше, чем о каком-нибудь Йемстане или Джандурми. Они не стремятся сюда, им нет дела до его правил, и он для них – просто место из давних легенд.

Хорошая позиция, на самом деле. Любого нормального обычного человека. Который хочет жить, не думать о проблемах и надеется, что те никогда не постучатся в двери ни к нему, ни к его детям и внукам.

Ил далеко.

Отчасти это правда.

Но также правдой является то, что он очень близко. Опасно близко. Светозарные не уснули, как убеждают себя дураки и мечтатели. Они ждут дня, когда вновь смогут вернуться в Айурэ. Птицы существуют, и то, что их сдерживает, слабеет из века в век, потому что мы теряем память о прошлом, становимся слишком беспечными.

Это видим мы, приходящие сюда. Видят правители Великих домов. Но не видит большинство, оттого живет спокойно и не оглядывается постоянно в страхе, что кто-то из Ила придёт по их души.

Они особо не задумываются о нём, а потому порой не имеют представления даже о масштабе этого места.

Ил не бесконечен. У него есть начало – это Шельф, узкая и относительно безопасная зона, граница, связанная с миром людей. И у него есть конец, после которого простираются области Птиц, мы называем их Гнездо. Чтобы добраться от Шельфа до Гнезда, требуется восемьдесят семь дней конных переходов. Уж не знаю, какая чудо-лошадь способна выдержать три месяца путешествия по этим про́клятым территориям (моя издохла на двадцать первые сутки), но так записал в своих воспоминаниях Когтеточка: «На восемьдесят седьмой день конного перехода тучи у горизонта разошлись, и я увидел первые пики Гнезда».

За пять минувших веков тех, кто прошёл по его следам, довольно немного. Ну… я о вернувшихся назад. Мой старший брат всегда говорил: «В Ил легко войти, но нелегко из него выйти».

Просто звучащая истина, означающая, что чем дальше заходишь, тем сложнее вернуться. Не только из-за тварей, здесь обитающих, не только из-за Светозарных, теперь поселившихся где-то недалеко от Гнезда и считающих себя королями этого места. Ил – как медленный яд. Как лазоревая каракатица, оплетающая тебя щупальцами, проникающая ими под кожу, в кости, в мозг, высасывая кровь, отравляя её токсином.

Он… как глубина. Да. Лучший пример. Чем глубже ныряешь, тем труднее всплыть, тем сильнее тебя травмирует. Ил меняет человека. Очень неспешно, исподволь, совершенно незаметно для него. Стоит лишь зайти дальше, чем ты можешь выдержать. Стоит лишь задержаться дольше, чем необходимо. И это давление на уши, когда мы прошли через створки, говорило нам, что в один шаг переместились на десятки лиг вперёд.

Кладбище Храбрых людей имеет несколько входов и выходов. Не только через створки у озера. Два из таких проходов рядом с Шельфом, недалеко от Шестнадцатого андерита6. Остальные гораздо дальше.

Оно большое, очень большое, раскинувшееся на пространстве десятка каньонов, прорезанных руслами высохших рек среди красного песчаника. Эти каньоны расходились, сближались, сливались воедино, а после дробились на множество коридоров, сплетаясь малопонятным лабиринтом, который в западной части превращался в спиральный путь, на самом широком месте достигавший размеров Великодомья, огромного района Айурэ.

Голова смотрел во все глаза. На ало-бордовый песчаник, отвесные стены коридора, мальву. Она цвела, высокие стебли выпустили крупные, снежно-белые вытянутые бутоны.

– Точно снег, – прошептал Тим. – Их так много.

Действительно много. За цветами едва видны прямоугольные гробницы установленные вдоль стен. Он подошёл к ближайшей, раздвигая руками растения, изучил резную крышку с изображением воина, на груди которого лежал двуручный меч. Обвёл взглядом каньон, тянущийся по прямой около десяти сотен футов, чтобы там разделиться на левую и правую часть – в форме Y.

– Тысячи мёртвых. – Колченогий поёжился, словно спящие много веков покойники представляют угрозу и только и ждут, чтобы выбраться из усыпальниц да схватить его. Но мёртвые так не делают.

Без причины. Если рядом не проходит Колыхатель Пучины, ученик Лорда Кладбищ, погибшего во времена войн Светозарных. А сюда Колыхатель не заберётся при всём своём желании – слишком близко к Шельфу.

– Тридцать семь тысяч четыреста сорок два, если уж быть точным, – ответил ему Голова. – В этом секторе, разумеется.

– Ещё скажи, что ты их поимённо знаешь.

Голова не сказал, ведь большинство имен тех, кто нашёл свой последний сон среди вечно цветущей мальвы, забыты и утрачены.

– Здесь опасно? – Никто из них тут никогда не был, так что вопрос Болохова обращён ко мне.

Я подумал. Безопасных мест в Иле, если это не алтари Рут, нет. Поэтому меня спрашивают конечно же чуть о другом. Каковы риски нарваться на нечто серьёзное? Такое, с чем мы не сможем справиться.

– За все разы, что я здесь проходил, не встретил никого, кроме седьмых дочерей.

– Но это не означает, что сюда никто не пробрался. – Росс осматривал развилку, благо мы прошли одиночный коридор. – В глубине кладбища может быть всё, что угодно. В самых заброшенных уголках.

– Все уголки одинаковы, – не согласился я. – Мальва и тысячи гробниц. Что касается дальних концов некрополя, то мы туда не пойдём. Обследовать все каньоны – это поход на несколько дней. Пройдём эту развилку, а затем ещё одну. Если не найдём никаких следов колдуна, разворачиваемся и возвращаемся.

Болохов явно был согласен, но покосился на Голову. Тот выглядел недовольным.

– Раус, так нельзя.

– Можно, – твёрдо стоял на своём я. – Мы проверили, убедились, что его нет у входа, и номинально чисты. «Соломенные плащи» не группа спасения, и ты это знаешь. Не считай меня бесчувственным, но меня нанял Капитан, чтобы я заботился о его людях. О вас. Не о незнакомом колдуне. Мы смотрим, как я сказал, если нет – уходим. Возвращаемся, ты докладываешь о том, что случилось. Если власти решат, что требуется спасательный отряд, его отправят. Риски нахождения в Иле оцениваю я. Трое новичков в отряде уже сморкаются кровью.

Он подвигал тяжёлой челюстью, выражая несогласие, хотя принимал мои аргументы. Я никогда не шучу с Илом.

– Либо вариант – проводим отряд до андерита и вернёмся снова. Вдвоём. Если захочешь рискнуть.

Теперь в его тусклых глазах появилась эмоция, похожая на благодарность:

– Возможно, в форпосте будет кто-то из Фогельфедера. Хорошо.

Болохов не возражал.

– Вы направо, – сказал я им. – Идёте до конца, затем поворот. Ещё один каньон, проходите этот участок и поворачиваете назад. Можете заглянуть в смежные проходы на обратном пути. Их, кажется, пять, все заканчиваются тупиками, но за дальними саркофагами вполне можно спрятаться. Я налево, проверю эту часть кладбища. Встретимся через полтора часа.

Росс кивнул, развернулся и пошёл прочь, даже не интересуясь, как я справлюсь один. Знал, что справлюсь.


– Риттер, подари мне своё сердце.

Седьмая дочь сидела на третьем ярусе могильников, глядя на меня круглыми жёлтыми глазами. Маленькое, человекоподобное существо со слишком вытянутыми руками и ногами, серо-красной безволосой кожей и хрупким костяком улыбалось заискивающе и нерешительно.

Оно неплохо копировало нашу мимику и казалось несчастнее помойной голодной кошки. Вот только в лемурьих глазах не было ничего просящего или обезоруживающего. Улыбка может обмануть, но зерцала души, как говорят слуги Рут, – никогда.

В этих блюдцах был лишь холодный трезвый расчёт мелкого хищника.

– Угу, – пробормотал я, даже не остановившись. – И мою печень. А ещё конечно же окорок, дери тебя совы.

Седьмая дочь с ловкостью обезьяны перепрыгнула у меня над головой на другую усыпальницу верхнего яруса, кося глазом на ружьё. Твари быстро учатся, и огнестрельное оружие давно перестало быть им в новинку.

Я не собирался тратить на неё пулю. В одиночку эти создания не представляют опасности. Они очень осторожны, чтобы нападать, здраво оценивая свои силы. А вот если ты при смерти, болен или, на худой конец, спишь, вполне способны перегрызть горло при удачной возможности.

Минуты три седьмая дочь скакала следом, выпрашивая сердце или ещё какой «не важный мне кусочек меня», а потом отстала, разочарованно цокая языком. Лишь серая тень мелькнула на границе зрения на прощанье.

Я люблю это кладбище с тех пор, как мне исполнилось десять, когда Рейн привёл меня сюда в первый раз. По сути, ещё ребёнка, считая, что я должен познавать Ил как можно раньше и привыкать к нему. Он оказался прав, проигнорировав жёсткий приказ нашей бабки.

Тогда меня потрясли цветущие мальвы, посаженные в память о погибших воинах Девой Леса, одной из Светозарных. Здесь, среди мёртвых, ко мне приходит покой.

Сейчас было не то время, чтобы бродить между старых надгробий в своё удовольствие. Я искал следы чужаков, но тут, кажется, никого не было уже несколько месяцев.

…Ни отпечатков ног, ни примятой травы, ни сломанных стеблей. Я быстро добрался до точки, которую наметил для себя как финальную – усыпальницы выстраивались в арку, позволяя пройти под ними.

Пора возвращаться назад. Для собственного спокойствия, негромко поминая сов, я решил проверить тупиковый смежный коридор, извилистый, точно кишка. Вытащил из-под куртки карманные часы на серебряной цепочке, глянул на стрелки.

Время до возвращения у меня ещё было.

Прямоугольные гробницы стояли тесно, ружьё приходилось держать над головой, солома плаща царапала по камням.

Стены сдвигались, становились выше, так что от вечно-розового, мглистого неба осталась лишь яркая узкая лента. Поворот под прямым углом, где-то наверху шорох, седьмая дочь сдавленно рассмеялась и вновь затихла. Вот ведь приставучая гадина! В глубоком полумраке, слушая свои шаги, я наконец-то вышел на более свободное пространство, трижды повернул, дошёл до стены с вмурованными в неё саркофагами воинов времён той страшной войны.

Ничего.

Ну, теперь можно и назад. Лишь еще одно маленькое дело на будущее – я сорвал белый цветок мальвы, стараясь не помять лепестки, убрал в поясную сумку. Порадую Личинку, когда вернусь в Айурэ. Ей такое по душе, если, конечно, у этой злыдни вообще есть душа.

Я преодолел два из трёх поворотов перед узким местом и, дойдя до угла, замер, не донеся ногу до земли. Мой нос ощутил запах сухого солнцесвета.

В нашем не самом поганом мире полно достойных профессий, и большинство людей живет обычной жизнью. Часто – далеко от огнестрельного оружия. И поэтому они могут не знать, как пахнет порошок из сушёного солнцесвета. Особенно когда верхушку патрона только что откусили и затравочную часть тёмно-зелёной субстанции высыпали на запальную полку.

Яркий запах. Не нашатырь, конечно, но его ни с чем не перепутаешь, друзья мои.

Так что имело смысл подумать, кто там затаился за углом, с оружием, готовым к стрельбе. Разумеется, он слышал мои шаги и теперь, должно быть, гадает, отчего я остановился. Полагаю, его размышления не будут очень долгими.

Стоило его опередить. Если это кто-то из моего отряда, потом мы вместе посмеёмся над моей осторожностью.

Я снял с головы треуголку и запустил в проём. Сработало на удивление мгновенно, словно хорошо собранная мышеловка.

Грохнул выстрел, пуля пролетела мимо, ударившись в стену. Этот павлиний сын собирался меня прикончить. Я высунулся, успел заметить три, а может, четыре фигуры, в сизо-зеленоватом дыму сказать более точно не представлялось никакой возможности, и тут же отпрянул назад, не желая ловить другие пули.

Но никто не выстрелил.

– Скорее бросай!

Ещё одно правило жизни, ребята. Запомните его на будущее. Если некто поджидает тебя с поднятым ружьём, чтобы всадить пулю в башку, а потом какой-то дурак говорит другому «скорее бросай», то под ноги тебе собираются швырнуть отнюдь не кошелёк с полновесными золотыми соловьями, не праздничный торт и даже не мяч для игры в донг. И если ты умный человек, то не будешь томиться и проверять, какой подарок тебе подготовили.

И так понятно, что совершенно неприятный и несоответствующий твоей прекрасной физиономии.

Я что есть силы рванул прочь. Гулко грохнуло в тот момент, когда спрятался за надёжной стенкой саркофага. Граната плюнула осколками и каменной крошкой. Эхо заметалось, отражаясь от стен каньона. Где-то выше вскрикнула седьмая дочь.

Они появились ещё спустя десять секунд, проходя через едко пахнущую повисшую дымку. Я положил ружьё на крышку гробницы, прицелился и попал в грудь первому из идущих, явно ожидавшему, что я валяюсь разорванным на разные неаппетитные части.

Тут же спрятался, когда слитно грохнули два выстрела. Взвизгнул рикошет.

До них шагов тридцать, я уже отчаянно работал шомполом, загоняя пулю в ствол.

– Он один! Её с ним нет! – Эта фраза сказала мне, что ребята не охотились на меня персонально, просто наши дорожки так совпали, дери их совы. И кто такая «она»?

– Бросай!

Восславим идиотов, ибо только благодаря им многие из нас могут встретить старость. Пускай и беспокойную.

Я забыл о ружье, не успею перезарядить, сыпанул порох на полку пистолета, высунулся с другой стороны гробницы, не обращая внимания, что острые камешки впиваются в левый локоть.

Популярные книги
bannerbanner