Комбат
Полная версия
- О книге
- Читать
– И что ты предлагаешь?
– У меня за прошедшие двенадцать месяцев двенадцать выходов было, не считая показных мероприятий, батальонных учений.
– Я в курсе! И спросил, что предлагаешь?
– Или отменить занятия в Дубрах, или наряд с 27-го на 28 сентября.
Командир полка сел на прежнее место:
– Ты же знаешь, Слава, кроме твоих людей, мне ставить в караул и столовую некого. В других батальонах по тридцать-сорок человек осталось, и они загружены под завязку. А задач полку никто не корректировал, хотя и в дивизии, и в Москве прекрасно знают, что у нас здесь, по сути, один батальон, ну, полтора, если все остальные подразделения прилепить! Задачи полку остаются прежними.
– Но в таком режиме мы просто загоняем личный состав. Или этого в Туле и Москве не понимают? Батальон-то, по сути, сейчас, как ни парадоксально это звучит, спасает то, что комплектуется он из призыва в призыв на восемьдесят процентов старослужащими других подразделений. Да, они зачастую раздолбаи, самовольщики, но только им под силу выдерживать эти беспредельные нагрузки. Приходили бы молодые, то мы имели бы кучу проблем. И несли бы потери. В мирное время. Скажу более, у нас бегунов было бы немерено. Но и у старослужащих есть свой предел прочности! Сломаются они, все полетит к чертям собачьим. А если предстоит решать реальные боевые задачи? Кого мы выведем на войну?
Серебрянников ударил ладонью по крышке стола:
– Все, достаточно! Или ты думаешь, я хуже тебя знаю состояние дел в подразделениях и уровень боевой готовности полка? Не хуже. Но сейчас везде так! Понимаешь, везде! На гражданке происходит не пойми что, а мы часть общества. Нам рекрутов из-за границы не присылают. Вместе с обеспечением. А призывают тех, кого еще можно призвать. И мы должны работать с тем, что имеем. Не ныть, а работать.
Голубятников повысил голос:
– По-вашему, я ною, а не работаю? Тогда снимайте меня к чертовой матери! Увольняйте! Сейчас это проще простого. Рапорт на стол, и все дела! Пойду на рынок шмотками торговать. Все спокойней и выгодней.
Командир полка сбавил тон:
– Хорош! Никуда ты не пойдешь. А если обидел, извини, сам на нервах.
Успокоился и комбат:
– В том-то и дело, что на нервах служим! Но так бесконечно продолжаться не может. Потеряем армию. Поэтому надо что-то предпринимать. И немедленно.
– Что?
– Считаю, в первую очередь потребовать снижения нагрузки на полк, учитывая то, что фактически задачи полка решает батальон. А батальон, какой бы подготовленный он ни был, не может решать задачи полка. Это понятно даже курсанту военного училища.
Серебрянников усмехнулся:
– Потребовать, говоришь? У кого? У комдива? У которого дивизия в том же состоянии, что и у нас полк? Или у командующего, чьи войска раздирают по частям? Потребовать.
– У нас есть еще и главком.
– Президент?
– Да! В прошлом году он лично нас инспектировал. Часы наградные вручал.
– В том-то и дело, что часы. Ладно, Слава, этот месяц добьешь по новому графику. Как? На морально-волевых. А дальше посмотрим. Ты прав, придется выходить на начальство. Иначе накроемся медным тазом. Подготовлю подробный доклад и наверх, может, что-нибудь пробью. Или вылечу из армии. Но это уже мои проблемы. А ты мне отработай задачи по полной.
Голубятников вышел из кабинета командира полка. Хотел закурить в приемной, но вспомнил, что отдал сигареты с зажигалкой Стрельцову. Прошел в дежурку. Дежурный по полку угостил сигаретой. Перекурив, Голубятников направился в расположение батальона. Настроение никакое, но служба есть служба, раз при должности, то надо исполнять свои обязанности. В любой обстановке и в любых условиях. Да и рабочий день командира батальона редко когда заканчивался раньше 22 часов. Служба!
Но сегодня он покинул батальон в 21.10. Вышел на «круг», конечную остановку троллейбуса, где останавливался и автобус № 9. Голубятникову нужен был автобус, так как тот останавливался недалеко от дома, где он с женой Галиной снимал двухкомнатную квартиру. С будущей супругой Голубятников познакомился еще в Афганистане, где служил с 1985 по 1987 год. Она работала в качестве служащей Советской армии начальником офицерской столовой. Знакомство переросло в любовь. И сейчас Галя, уже сержант ВДВ, служила в батальоне мужа. Война навсегда свела вместе два влюбленных сердца. На остановке Голубятников увидел старшего лейтенанта Стрельцова. Подошел к нему:
– К учительнице?
– Да! Осуждаете?
– Да нет! Как я могу осуждать тебя? Твоя личная жизнь – это твоя личная жизнь. Вот только ты бы с женой, Мариной, поговорил.
– О чем?
– О жизни. Дальнейшей. Объяснил бы по-хорошему, что полюбил другую. А то рубанул сплеча, ушел из дома.
Стрельцов усмехнулся:
– Это с Мариной и по-хорошему? Да с ней по нормальному-то нельзя, а вы – по-хорошему. И ничего я не рубил. То, что полюбил Катюшу, жене сказал открыто, попросил развода. А в ответ грубость. Развода? Хрен тебе по всей роже. Да ну ее к черту, не хочу говорить о ней!
Подошел автобус.
Голубятников вышел из автобуса раньше, прошел к пятиэтажному дому, зашел в подъезд, поднялся на второй этаж. Хоть и была эта квартира съемной, но Святослав привык к ней. Чистая, ухоженная, уютная, хоть и небольшая. Хрущевка, одним словом. И в том, что дома поддерживался идеальный порядок, была полностью заслуга Галины. Голубятников нажал на звонок. Дверь открылась, и жена пропустила его в прихожую. Обняв, поцеловала. Святослав принял душ, переоделся, и только когда прошел на кухню поужинать, Галя спросила:
– Что у вас сегодня на прыжках произошло?
– А ты не знаешь? По-моему, уже весь полк в курсе.
– И все же?
– Да ничего особенного. У молодого бойца не наполнился основной парашют, а запасной, растерявшись, открыть не смог.
– И это ты называешь «ничего особенного»? Ведь солдат мог погибнуть.
– Мог, но не погиб. Юра Стрельцов спас. Успел схватить стропы, когда боец пролетал мимо. Вдвоем на одном парашюте и приземлились. Солдат сломал ногу, Стрельцов отделался ушибами. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо.
– Но теперь начнутся разборы? Экспертизы?
– В первый раз, что ли? Прорвемся!
– В том-то и дело, что тебе все время приходится прорываться.
– Служба такая! Предлагаешь уволиться?
– Ничего я не предлагаю, просто вижу, как тяжело тебе.
– А кому, дорогая, сейчас легко? Или в Афгане легче было?
– Об Афгане и вспоминать не хочу, – вздохнула Галина.
– А я теперь все больше вспоминаю службу «за речкой»! Хоть и тяжело там было, но все равно по-другому, не так, как сейчас. Правильнее, достойнее. А ребят помнишь?
– Всех я помню! Ужинаем.
– У нас, Галь, водка есть?
Галина удивилась. Муж пил редко, по большим праздникам или торжественным случаям. И то две-три рюмки. Поддержать компанию.
– Водка? Ты хочешь выпить?
– Граммов пятьдесят.
– Это из-за случая с солдатом?
– Это, дорогая, от усталости. Так есть или нет?
– Есть, с первомайских праздников еще осталась.
– Налей, пожалуйста, рюмку.
После ужина Святослав успел просмотреть местную газету, особо не вдаваясь в ее содержание, пока Галина наводила порядок на кухне. Потом супруги ушли в спальню. Пролетел еще один день в жизни подполковника Голубятникова. Что принесет завтрашний? Этого не знал никто.
Стрельцов доехал до Первомайского проспекта. Прошел между старыми, еще сталинской постройки зданиями к такой же типовой, как и у комбата, хрущевке, где в третьем подъезде на четвертом этаже в однокомнатной квартире жила Катя. Женщина, которую он с первого взгляда полюбил. Это произошло недавно, чуть более двух недель назад. Начался новый учебный год, и 6 сентября Стрельцова замполит батальона майор Холодов отправил в одну из школ города, провести встречу со старшеклассниками. Такие встречи практиковались в полку. Но для Стрельцова она была первой. Хотел было отмазаться, сославшись на чрезвычайную занятость, но Холодов настоял на своем. Пришлось Юрию идти домой, переодеваться в парадную форму. В 12.00 он при-ехал в школу. Его встретили, провели в актовый зал, ознакомив со сценарием встречи, рассчитанной на час. Бумажка помогла. Юрий рассказал о себе, о том, как стал офицером-десантником, о службе. Затем пошли вопросы учеников. Он отвечал, глядя поверх зала, дабы не сбиться. Но в какое-то мгновение повернулся к правой лестнице и… запнулся, увидев у стены женщину, которая поразила офицера. И не какой-то необычайной красотой или идеальной фигурой. Нет, он увидел обычную женщину, симпатичную, аккуратную, невысокую, в строгом и скромном костюме. Но было в ней нечто такое, что заставило сердце Юрия биться чаще. Он и сейчас не смог бы объяснить, что именно. Учительница улыбнулась ему. Он тоже, но наверняка его улыбка выглядела со стороны идиотски. По залу прошел смешок. Стрельцов откашлялся и вернулся к ответу. Да вот вопроса уже не помнил. Пришлось извиняться, переспрашивать. Хорошо, что время встречи подошло к концу. Ему вручили букет цветов. Учеников вывели из зала, а женщина, которая так поразила боевого офицера, подошла:
– Я учитель истории, Витеева Екатерина Владимировна и по совместительству директор, хотя какой директор, скорее смотритель школьного музея. Мне поручили показать вам его. И поверьте, там есть что посмотреть. Школа довольно старая, а музей существовал с момента ее открытия сразу же после окончания Великой Отечественной войны. Но если у вас нет времени, то…
– У меня есть время, и я с удовольствием посмотрю ваш музей.
Стрельцов пошел за женщиной, не зная, куда деть врученный ему букет. Екатерина показывала офицеру экспонаты музея, он больше смотрел на нее. Это заметила учительница:
– Я вижу, вам неинтересно, Юрий Николаевич?
– Ну что вы, очень даже интересно!
– Да? Тогда скажите, о ком я только что рассказывала?
– О ком? О космонавте.
– О каком космонавте?
– Ну, о том, что окончил эту школу.
– Да нет, Юрий Николаевич, я рассказывала вам об известном летчике-испытателе, Герое Советского Союза, который действительно окончил нашу школу.
– Какая разница? Был летчиком-испытателем, станет космонавтом.
– Да ему уже шестьдесят три года, – рассмеялась Катя.
– Да? Тогда верно, космонавтом ему уже не быть. Вы извините меня, в вашем присутствии я отчего-то чувствуя себя неловко. Как ученик на вашем уроке, который не выучил домашнего задания, вызванный к доске.
Женщина внимательно посмотрела на офицера:
– Я не понимаю вас.
– Я сам себя не понимаю, – вздохнул Юрий. И неожиданно спросил: – А вы замужем?
Катя улыбнулась:
– Нескромный вопрос, товарищ старший лейтенант.
– Почему? По-моему, ничего нескромного в нем нет.
– Ну если так, то отвечу: нет, не замужем. Теперь спросите, почему не замужем?
– Нет. Теперь я спрошу: что вы делаете сегодня вечером?
– Собиралась в гости. А что?
– Жаль!
– Почему?
– Потому, что хотел пригласить вас поужинать вместе.
Она улыбнулась:
– Вы получаете хорошую зарплату, чтобы приглашать женщин, с которыми видитесь в первый раз, в ресторан?
– Ну, скажем, за последний год я никого никуда не приглашал, поэтому, чтобы поужинать с вами, денег у меня хватит. Но, видимо, не получится и на этот раз. Потому и жаль. Но до дома я вас провожу. И не пытайтесь отказываться. Кстати, возьмите цветы!
– Но их же подарили вам.
– А я – вам. Или скажете, что это не принято?
– Но это действительно не принято!
– Что ж, тогда придется выбросить их.
– Хорошо! Поставьте букет в вазу, что на окне.
Стрельцов поставил букет в вазу. Спросил:
– Мне где подождать вас? Здесь или на улице?
– А ждать не надо, я уже свободна.
– Тогда мы можем идти?
– Пойдемте. Я живу недалеко.
Старший лейтенант проводил учительницу и, не получив приглашения зайти в квартиру, на что втайне надеялся, уехал в часть – чтобы завтра вновь явиться в школу. 7-го числа они посидели в ресторане, но Катя вновь не пригласила Стрельцова к себе. И только в субботу он остался у нее ночевать. Эта ночь подарила им бурю сладостного наслаждения. Катя предложила Юрию жить у нее. И тогда Стрельцов признался, что женат. Он никогда не забудет, как от неожиданной новости у Кати широко открылись глаза. И слова ее: как ты мог так поступить? Ты? Офицер?! Для которого честь должна быть прежде всего? Почему обманул? Долго пришлось объясняться Юрию. Убеждать Катю, что он не хотел ее обманывать, иначе зачем стал бы говорить о жене? Что жизнь с Мариной не сложилась, и он больше не хочет жить с ней. И, наконец, в том, что полюбил ее, Катю. Она попросила Стрельцова уйти, и офицер ушел. А в понедельник, 12 сентября, после общебатальонного построения Катя позвонила ему, извинилась за грубость. Вечером Стрельцов приехал к ней и… вновь остался, отдав ей всю нежность, что заполняла его, не имея возможности проявиться в общении с законной, но уже такой чужой супругой.
О связи Стрельцова с учительницей в полку узнали быстро. Кто-то увидел его с ней в городе. И слухи черными змеями поползли по полку. Хорошо еще, что часть не имела своего военного городка, лишь один дом офицерского состава, так называемый ДОС. Но и жильцов дома № 42 по улице Октябрьской, точнее, женщин, жен офицеров и прапорщиков, хватило на то, чтобы Марина быстро узнала об измене мужа. Юрий не стал врать, оправдываться, он подтвердил, что полюбил другую женщину и намерен развестись с Мариной. Старший лейтенант посчитал недостойным офицера обвинять жену в далеко не скромном, мягко говоря, поведении, ее связях на стороне, о которых знал от тех же соседок. Марина стала безразлична Стрельцову. Впрочем, разрыв в семье назревал давно, и знакомство с Катей не явилось его причиной. Жизнь с Мариной не пошла с самого начала, как только они из благоустроенной квартиры ее родителей переехали в офицерское общежитие полка, а по сути в одноэтажный барак с комнатами-отсеками для двух и трех человек. Понятно, что эти условия не понравились избалованной дочери интеллигентных родителей. Единственной дочери. Она вернулась в город. Стрельцов же остался. Бесполезно Марина уговаривала Юру вновь переехать к ее родителям. И родных Стрельцова подключила супруга. Но и это не принесло никаких результатов. Юрий поставил условие: либо Марина живет с ним при части, либо они не живут вместе совсем.
Чем бы закончилось это противостояние, неизвестно, но тут тогда еще лейтенанту Стрельцову невиданно повезло. Ему выделили квартиру в ДОСе, освободившуюся после убытия на повышение одного из ротных 2-го батальона. Позже Стрельцов узнал, что ни о каком везении не может быть и речи, вопрос по квартире решил комбат. Видя, что молодая семья рушится, подполковник Голубятников отдал взводному квартиру, которая предназначалась его семье.
С получением жилья ситуация в семье Стрельцова на время устаканилась. В квартиру Марина переехала без лишних разговоров. И вроде все вошло в нормальное русло, но ненадолго. Уже через месяц-полтора она стала задерживаться на работе, приходить с запахом дорогого вина. У нее появились украшения, якобы подаренные родителями. А когда Стрельцов с ротой убыл на полигон, то по возвращении узнал, что жена всю неделю его отсутствия не ночевала дома. Родители попытались прикрыть дочь. Мол, что ей делать одной рядом с чужими людьми, солдатами? Вот и жила у них. Но Юрий не поверил. И оказался прав.
Как-то, выехав по приказу начальника штаба полка в военное училище, Стрельцов, проходя по Первомайскому проспекту, решил купить сигареты. Киоск у гостиницы был закрыт, пришлось зайти в буфет при ресторане. В зале он увидел свою благоверную за столиком с двумя бравыми представителями Кавказа, этакими джигитами, меж которых юлой вертелась пьяная Марина. Первым желанием Стрельцова было набить морду джигитам и вышвырнуть супругу из ресторана. Но затем разум взял верх над эмоциями. Да черт с ней, пусть гуляет. Все равно не жить вместе.
Этой ночью Марина домой не пришла. Заявилась под утро. Стала что-то объяснять, но Юрий не слушал. Оделся и ушел из дома. Ночевал в казарме, куда и пришла супруга. Вновь пыталась объясняться, и тогда Юрий сказал ей, что видел в ресторане. Марина растерялась – у нее была заготовлена другая версия ночного отсутствия. Но, оказывается, муж видел ее с кавказцами. Пришлось на ходу перестраиваться. Да, ее пригласили в ресторан друзья, еще по мединституту. Если б Юрий присоединился к компании или просто подошел, то ему все объяснили бы. Но он ушел, вообразив черт-те что. А между тем в ресторан пришли и подруги с мужьями! Посидели, поехали в новый дом одной из сокурсниц, удачно вышедшей замуж за богатого человека. Гуляли на природе, жарили шашлыки. Марина так устала, что прилегла отдохнуть. А когда проснулась, на дворе уже ночь. В город ехать не с кем и не на чем. Не пешком же идти? Вот и приехала утром.
Надо отдать Марине должное, убедительно врать она умела. Беда, что слишком часто приходилось это делать, путалась иногда. Юрий не верил ей. А самое страшное – старший лейтенант понял, что никогда не любил ее, женился по глупости. Будущего с Мариной у него не было, как не было фактически и настоящего. Стрельцов не раз подумывал о разводе, но так решение и не принял, пока в его жизни не появилась Катя. Она не стала причиной развода Стрельцова с Мариной, но повлияла на принятие решения. Оставалось реализовать его, развестись с бывшей уже женой.
Юрию захотелось сделать Кате приятное. Подумал: а ведь он ей никогда не дарил цветов, тот букет в музее не в счет. А женщины любят, когда им дарят цветы. Старший лейтенант развернулся и пошел обратно на Первомайский проспект, где у гостиницы чуть ли не круглосуточно торговали цветами. Он купил шикарный букет из пяти роз. Подумав, зашел в ресторан, попросил швейцара организовать бутылку шампанского. Катя негативно относилась к спиртному, но иногда можно позволить себе расслабиться. Особенно сегодня, после того, что произошло на прыжках. До сих пор Юрий чувствовал себя напряженным. Швейцар вынес шампанское в пакете. Стрельцов направился к дому возлюбленной. Свет в окнах ее квартиры увидел издалека. Старлею стало тепло. Она ждет его. Зашел в подъезд, поднялся на четвертый этаж. Остановился перед квартирой. Поправил цветы, позвонил. Дверь открылась. Катя ждала Стрельцова, но не ожидала, что тот придет с цветами.
– Добрый вечер, дорогая!
– Добрый, Юра! Проходи.
Стрельцов вошел в прихожую, протянул возлюбленной букет.
Катя приняла цветы:
– Розы! Я очень люблю розы. И именно такие, бордовые. Как ты догадался?
– Интуиция!
– Спасибо, Юра. И по какому поводу цветы?
– Я не могу подарить их тебе без повода?
Екатерина прижалась к Стрельцову, задев ушибленное место, отчего Юрий невольно скривился. Это не осталось без внимания возлюбленной:
– Что такое, Юра? Что у тебя с боком?
– Пустяки, ударился. Ты же знаешь, у нас сегодня были учебные прыжки. Вот и приземлился неудачно.
– Столько раз прыгал, и ничего, а тут вдруг ушибся? Ты говоришь мне правду?
В глазах женщины читалось искреннее беспокойство.
Стрельцов улыбнулся:
– Я говорю тебе правду. Легкий ушиб, пустяк; правда, побаливает, когда тронешь, но скоро пройдет. А на прыжках, дорогая, может произойти все что угодно. И без разницы, первый ли раз прыгаешь или тысячный. Да, я еще шампанского купил. Выпьем?
– Если только немного. Ты давай раздевайся и в душ, а я подогрею ужин и накрою стол.
Стрельцов закрылся в ванной комнате. Быстро набрал воду, в меру горячую, лег в ванну. Проговорил:
– Господи! Как же хорошо дома, где тебя любят и ждут.
Он закрыл глаза, наслаждаясь теплом воды и предвкушением предстоящей близости с Катюшей. Необыкновенно сладостной близости, во время которой забываешь обо всем на свете. Вот что значит настоящая любовь! Она способна на все. Как же он благодарен замполиту, что тот чуть ли не силой приказа отправил Стрельцова в школу, где старшего лейтенанта ожидало счастье. Счастье, за которое он будет бороться до конца.
Глава вторая
Из воспоминаний Героя России, подполковника ВДВ Голубятникова С.Н.:
В 1994 году полк не имел собственного военного городка, компактного района проживания семей военнослужащих. Холостяки и некоторые молодые семьи жили в офицерском общежитии, кому-то досталась квартира в единственном доме офицерского состава, но большинство семей военнослужащих снимало квартиры и комнаты в городе. Часть оплаты производилась за счет МО, но основную часть приходилось платить из того скудного денежного содержания, что получал офицер, прапорщик или контрактник. В этих условиях, да еще вкупе с практически постоянной занятостью военнослужащих, нахождением их в длительных командировках, не все семьи выдерживали проверку на прочность. Быть женой офицера – это непросто. Некоторые женщины не выдерживали такой необустроенной, необеспеченной жизни. Уходили, уезжали. Разводились. Одновременно женились молодые офицеры, кто-то создавал новые семьи. Другими словами, офицеры и их женщины пытались обеспечить крепкий тыл, который просто необходим человеку, чья профессиональная деятельность сопряжена с тяжелыми физическими и моральными нагрузками, с огромной ответственностью за подчиненных и зачастую со смертельным риском для жизни. У кого-то это получалось, у кого-то нет. Но это жизнь. Это реальность. Это нормально…
Из состояния блаженства Стрельцова вывело внезапное появление в ванной комнате Катюши. Она открыла дверь, извинившись:
– Прости, но я совсем забыла, что не повесила полотенце!
И воскликнула:
– А это еще что такое?
Катя увидела синяки, покрывшие всю правую сторону тела офицера:
– Господи! И это ты называешь легким ушибом?!
– О чем ты, Катюша?
– Да ты весь в синяках.
– Ну и что? Это же естественно, ведь я говорил, что неудачно приземлился.
– А по-моему, ты не приземлился, а падал с большой высоты. Что произошло, Юра?
– Да пустяки, Кать!
– Нет, не пустяки, и ты должен мне все рассказать. Жду на кухне!
Екатерина вышла, Юрий помылся не без труда, все же боль давала знать о себе. Но десантнику не привыкать переносить боль. Одевшись, он проследовал на кухню. Присел за стол, на котором Катя выставила бутылку шампанского и тарелку с отбивными и вермишелью, хлеб, бокалы. В сторонке поставила пепельницу. Рядом положила оставленные Стрельцовым в прихожей сигареты и зажигалку. Не те, что отдал комбат, а те, что купил Юрий у ресторана. Он взял шампанское, бесшумно открыл бутылку, разлил шипящую и пенистую жидкость по бокалам. Поднял свой:
– За тебя, Катенька!
– За нас, Юра! За наше будущее и настоящее.
Выпив, Стрельцов проговорил:
– Гадость. А ведь кто-то только и пьет эту шипучку.
– Я тоже не люблю шампанское.
– А что предпочитаешь, чтобы я знал на будущее?
– Коньяк.
Стрельцов удивился:
– Коньяк? Не ожидал.
– Немного коньяку. Кстати, у меня припрятана бутылка настоящего коньяка.
– Откуда?
– Подруга, бывшая однокурсница, из Франции привезла.
– И что это за подруга?
– А тебе какая разница?
– Ты уходишь от вопроса.
Катя улыбнулась:
– И не надейся, не познакомлю.
В ее голосе отчетливо звучали игривые нотки:
– Впрочем, подруга замужем. Она женщина расчетливая, еще с института мечтала выйти замуж за богатого мужчину. И это ей удалось.
– Расчетливая, говоришь? Как же она стала твоей подругой, ведь ты совершенно другая.
– А может, и я расчетливая. Ухватилась же за женатого мужчину? И ничего. Особых угрызений совести не испытываю.
– Это еще вопрос, кто за кого ухватился. Скажи, и давно ты виделась со своей подругой?
– До встречи с тобой. В июле. Она с мужем, известным банкиром, и его то ли компаньоном, то ли товарищем приезжала в Рязань. Позвонила мне, в выходные ездили на природу, шашлыки жарили, отдыхали, а заодно и общались. Больше говорила, конечно, подруга, все расписывала жизнь свою беззаботную, мне же рассказывать было нечего.
Стрельцов отставил бокал, прикурил сигарету:
– А товарищ банкира за тобой, случаем, не ухаживал?
– Ухаживал.
– И тебе это нравилось?
– До определенного момента да. Потом надоело – слишком он усердствовал и был до тошноты любезен.
– И ты что, отшила его?
– Юра, что за вопросы? Что за допрос ты мне устроил? Все это было, да ничего, по сути, и не было, до тебя. До того, как ты появился в моей жизни.
– И тебе нравились ухаживания того хлыста лощеного. Как же, богатенький буратино, а стелется перед тобой…
– Ты никак ревнуешь?
– Да, черт побери, ревную! И в этом есть что-то странное?
– Юра, мне, конечно, приятно осознавать, что ты любишь меня, но ревновать не надо. Не к кому!
Стрельцов угрожающе произнес:
– Будет не к кому! Если этот урод еще раз появится здесь, то я его просто прибью!